— Тогда прошу Вас, прежде чем высказать свое мнение, подумайте о том, а так ли важно его высказать? В Вашем мире говорят: молчание — золото. Я согласен с этим выражением. Иногда молчание может сказать о большем, чем тысячи слов.
Лида перевела взгляд на Ириску и, заметив, как та победоносно зыркнула на нее, устало подула на выбившийся из прически локон, сдувая его со лба.
«А разве можно фрейлине так смотреть на королеву?» — подумала Лида, попросив господина Эклера продолжить урок.
— Наши исторические справки гласят, что Великий Парфе ни разу не пытался вернуть потерянные земли, хоть его советники и просили его об этом.
— Но разве не из-за своих советников Парфе и решил провести турнир?
Лида вспомнила о том, что ей рассказывали о Парфе прежде. Он был деспотичным правителем, везде и всюду видевшим одних лишь предателей. Она никак не могла понять, как вообще человек… птифурец с таким складом характера мог согласиться на проведение турнира, победители которого в качестве приза забирали себе его земли?
— Это не совсем так. Великий Парфе понимал, что рано или поздно жители отдаленных земель, недовольные его правлением, начнут поднимать бунты. Ему ничего не оставалось, как показать им жест доброй воли, проведя турнир. Таким образом, он как бы говорил своим подданным: «Ваши жизни в ваших руках».
— Как-то мало мне в это верится, — сказала Лида.
«Не может деспот делать что-то во вред самому себе», — подумала она и, наверное, в чем-то была права.
Господин Эклер намотал на палец длинный ус.
— Не стоит забывать, моя королева, что Великий Парфе, хоть и в самом деле отдал земли победителям, еще долгое время не верил в то, что их авторитет сумеет затмить его собственный.
— Значит ли это, что он до последнего надеялся остаться единственным правителем Птифура?
Господин Эклер кивнул.
«Как же глупо», — подумала Лида, попросив господина Эклера, тут же улыбнувшегося на ее просьбу, продолжить их разговор о Великих Марципане и Макадамии.
— Бытует мнение, моя королева, — начал он, — что Великие Марципан и Макадамия были влюблены друг в друга.
— Влюблены?
Лида чуть привстала на стуле, но сразу же села обратно, когда стоявшая поодаль от нее Ириска демонстративно закашляла.
— И это правда?
Господин Эклер незаметно пожал плечами.
— Так говорят, моя королева, но доподлинно это неизвестно. Конечно, в наших архивах сохранились некоторые письма, которые Великие Марципан и Макадамия писали друг другу, но темы в них всегда носили исключительно официальный характер.
— А Вы видели эти письма?
— Некоторые видел, — произнес господин Эклер, не сумев скрыть некого хвастовства сей фактом. — И в каждом из них Великие Марципан и Макадамия обращались друг к другу не иначе, как «король» или «королева». Я бы высказался по поводу того, чем были пропитаны их письма, если позволите?..
Лида кивнула, давая марципанцу такое разрешение.
— Пусть со мной не согласятся историки, — начал господин Эклер, — но письма Великих Марципана и Макадамии были пропитаны глубоким уважением друг к другу и это, пожалуй, сыграло роль в становлении дружественных отношений между нашими королевствами. Король Марципан относился к королеве Макадамии по-особенному, не так, как к Великому Цитрону или Великой Ирге.
— И что Вы подразумеваете под «по-особенному»? — спросила Лида, вновь подперев щеку рукой. — Это была не любовь?
— Любовь, моя королева, — не задумываясь, ответил господин Эклер. — Бесспорно, то была любовь. Но у любви много проявлений, согласитесь со мной. Любовь детей к родителям и родителей к детям. Любовь между братьями и сестрами. Любовь между друзьями. Любовь между учеником и учителем. Великие правители были связаны крепкой нитью, связавшей их судьбы вместе. Все четверо дополняли друг друга и, если позволите мне так сказать, я не могу представить себе других Великих правителей. Если бы они не выиграли турнир, то никто бы его не выиграл.
Лиде вдруг вспомнился Паша — высокий, худощавый юноша, бродивший по лабиринту многие столетия. Она никому о нем не говорила, даже Зефиру, которому рассказывала обо всех своих переживаниях. Почему? Потому что она не знала, как рассказать о том, что от него узнала. В первом турнире участвовали люди. Лида могла бы не воспринимать его слова всерьез и даже сомневаться в их подлинности, но Паша был человеком. Таким же, бесспорно, как и она. И он был оставлен в лабиринте теми, кого птифурцы чуть ли не с пеленок боготворили. Факт их предательства она так же не ставила под сомнение, ведь Паша искренне ненавидел Великих правителей.
Лида несколько раз пыталась завести о Паше разговор с Зефиром или Пастилой, но каждый раз словно напрочь забывала, как говорить. Ведь правильно подобрать слова, чтобы рассказать Зефиру о том, что те, кем он восхищался всю жизнь, бросили своего друга в лабиринте, отдав предпочтение титулам и землям, ей никак не удавалось.
«Наверное, что-то все-таки было не так», — подумала Лида, не до конца веря истории Паши.
Но как учат всех человеческих детей: «Сказка — ложь, да в ней намек».
Возможно, и в его истории была доля правды.
— Моя королева?
Лида сфокусировала взгляд на господине Эклере, обеспокоенно смотрящего на нее и, мягко улыбнувшись, покачала головой.
— Простите, я задумалась. Пожалуйста, продолжайте. Расскажите мне что-нибудь еще о Великих правителях.
Господин Эклер несколько раз попружинил на мысках своих лакированных туфель цвета спелой сливы и, раскрутив с пальца длинный ус, продолжил говорить о Великих правителях:
— Если позволите продолжить, то, пожалуй, стоит рассказать Вам о предстоящем празднике, как Вы и просили. Знаете ли Вы, почему бал имеет тематику маскарада?
Лида покачала головой.
— Вряд ли для того, чтобы скрыть свои личности, — озвучила она свое предположение. — С цветом волос птифурцев это вообще довольно-таки сложно.
Господин Эклер улыбнулся.
— Вы правы, моя королева. Но суть бал-маскарада была в том, чтобы дать возможность птифурцам всех сословий хотя бы раз в год почувствовать себя по-настоящему равными.
— То есть и слуги и их господа могли танцевать друг с другом, разговаривать о чем хотят, спрашивать любые вопросы? Так что ли?
— Верно, Вы все правильно поняли. Сейчас, правда, маскарад не более чем привычка и дань традициям. Красивая, позвольте так сказать.
Лида кивнула, соглашаясь с тем, что он сказал.
— Идею с маскарадом, — продолжал господин Эклер, — придумала Великая Ирга. Она, будучи служанкой, единственная из Великих правителей, кто не понаслышке понимала, как остра тема социального неравенства среди птифурцев.
— Разве Вы не говорили, что о прошлом Великих правителей ничего неизвестно? — удивилась Лида, нахмурившись. — Откуда Вы знаете, что Ирга была служанкой?
— Об этом упоминается в мемуарах Великого Цитрона. На самом деле, лишь о прошлом Великой Ирги он и упоминает.
— Вы их читали?
— Да, я имел такую честь — соприкоснуться с наследием Великого Цитрона. В своих мемуарах — в том, что сохранилось до наших дней — он в подробностях описывал каждый свой день, за исключением, пожалуй, самого турнира.
«Да, Лайм говорила, что никто из Великих правителей не желал вспоминать о турнире».
— Если Великая Ирга была служанкой, то почему же она не захотела освободить слуг из-под гнета господ? — спросила Лида. — Слуги ведь до сих пор есть.
Господин Эклер не сразу нашел, что сказать.
— Вы, безусловно, правы, моя королева. Но сейчас слуги — наемные рабочие, которым платят жалования за проделанную работу. Никто не принуждает их заниматься тем, что им не по сердцу.
— А как же Пломбир? — задала Лида еще один вопрос и, подумав о том, что господин Эклер мог не знать, о ком она спрашивала, пояснила: — Я говорю о слуге Сорбе. Он ведь совершил ужасные поступки, исполняя его приказы.
— Боюсь, что на территории герцогства Парфе со времен правления Великого Парфе мало что изменилось, — явно подбирая слова, произнес господин Эклер.