– Он жив?
Железорожденный поднял на него взгляд.
– Смерть крепко в него вцепилась, но Кадм без боя не сдастся.
– Могу я что-нибудь сделать?
– Нет, и я, как бы ни было обидно мне это признавать, тоже не могу. Капитан сам выберет, жить ему или умереть.
– В таком случае он будет жить вечно, – ответил Шарроукин.
– Твои слова дарят мне надежду, сын Коракса, – сказал Таматика, откидываясь назад. – Из тебя получился бы хороший Железнорукий, если б тебе только повезло родиться на Медузе.
Шарроукин с положенной благодарностью принял комплимент, не сказав, что скорее позволил бы Альфарию себя убить, чем отказался бы от права называться Гвардейцем Ворона.
Он поднялся и сел напротив холодной металлической стены фюзеляжа.
– И что теперь ждет «Сизифей»? – спросил он.
– Что ты имеешь в виду?
– Подумай, скольких мы там потеряли. Оставшихся едва хватит на то, чтобы управлять кораблем, но может ли он сражаться?
– «Сизифей» может сражаться, пока у него есть экипаж, – вмешался Кадм Тиро, выкашляв комок кровавой слизи. – Слышишь, Шарроукин?
– Не разговаривай, Кадм, – сказал Таматика. – Побереги силы.
– Слышу, – ответил Шарроукин.
– Мне следовало к тебе прислушаться, – сказал Тиро. – Ты нас предупреждал.
Шарроукин не ответил. Упреки ничего не дадут, только увеличат раны Тиро.
– Отныне у тебя есть право голоса на моем корабле, – продолжал Тиро. – Пользуйся им, когда сочтешь необходимым. Как равный. «Сизифей» – больше не корабль Железных Рук. Это корабль воинов, и каждый голос на нем имеет значение.
– Я буду пользоваться своим правом, Кадм, не сомневайся, – пообещал ему Шарроукин.
Клановый капитан повернул голову, и Шарроукин почувствовал на себе жар его взгляда. Он врезался в него, как лазерный резак, требуя, чтобы следующие его слова были только правдой.
– Что Альфарий имел в виду? – спросил Тиро.
– О чем ты?
– Ты знаешь, о чем, – прохрипел Тиро. – Почему ты нужен Магнусу Алому живым?
– Не знаю, – ответил Шарроукин. – Я никогда не служил вместе с Пятнадцатым и тем более не встречал Алого Короля.
– Могу я тебе верить?
– А почему вдруг нет? – возразил Шарроукин. – Альфарий — мастер манипуляций, распространяющий ложь и дезинформацию. Нельзя доверять его словам.
Тиро кивнул и зажмурился, содрогнувшись от сокрушительной боли. Таматика держал его за плечи, пока приступ не прошел.
– Тут ты прав, – согласился Тиро. – Хоть какой-то ориентир в этот день лжи.
– Что он имел в виду, когда говорил об Освобождении? – спросил Шарроукин.
«Сизифей» висел в пустоте, напоминая слиток, только вытащенный из огня. Корпус покрывали вмятины и пятна от недавних выстрелов, и тупой, переживший не одну атаку нос сохранял кривизну, оставшуюся после столкновения с «Андроником».
Велунд вел к нему «Штормовой орел» мягко, боясь, что от резких маневров десантно-штурмовой корабль может развалиться. По одному только случайному взгляду было ясно, что в его отсутствие «Сизифей» побывал в отчаянном бою.
– Что случилось? – спросил Шарроукин, сохранявший мрачное настроение с того момента, как вернулся из экипажного отсека.
– Вот, – ответил Велунд, указывая на разломанный остов «Железного сердца», догоравший у самых шканцев «Сизифея». Даже отсюда было ясно, что два корабля вцепились друг в друга, как бешеные собаки, запертые в одной клетке.
Ничего удивительного не было в том, что «Железное сердце» напало на «Сизифей» – в отличие от одностороннего исхода этой битвы. «Железное сердце» безжалостно обстреляли, выпотрошили орудиями, очистили от всего живого многочисленными бортовыми залпами.
– Трон, я и не думал, что у Тарсы сердце пустотного бойца, – сказал Шарроукин.
– Сыны Вулкана полны сюрпризов, – заметил Велунд, направляя «Штормовой орел» к носовой посадочной палубе. Той же палубе, на которой они приветствовали фальшивого Шадрака Медузона. Велунд содрогался от отвращения при мысли, что по коридорам «Сизифея» ходил вражеский примарх.
В треснутом стекле кокпита неуклонно увеличивался закругленный вход на посадочную палубу. Велунд осторожно вел корабль, наклоняя его таким образом, чтобы пройти прямо сквозь центр интегрального поля.
Ощутив рывок корабельной гравитации, он осторожно опустил «Штормового орла» на ближайшие пусковые рельсы и выдохнул так, будто сдерживал дыхание с того момента, как узнал про предательство. Велунду оказалось достаточно вернуться на «Сизифей», чтобы почувствовать себя обновленным и обрести надежду, что из этой катастрофической миссии еще можно извлечь что-нибудь хорошее.
Если даже ловушка примарха не справилась с экипажем «Сизифея», как знать, – может, они действительно будут жить вечно.
А потом вспомнил Ферруса Мануса, и надежда угасла.
Он последовал за Шарроукином в экипажный отсек. Атеш Тарса уже был тут вместе с группой сервиторов-медике, покрытых темными жидкостями. Они подняли Кадма на суспензорные носилки, в то время как Тарса устанавливал многочисленные капельницы и накладывал тугие повязки.
Темную кожу апотекария заливал пот, но после пустотного боя, уничтожившего «Железное сердце», в этом не было ничего удивительного.
Тарса поднял на Велунда взгляд, и тот увидел в алых глазах настороженность, тут же скрытую. Затем апотекарий поспешил прочь из штурмовика вместе с Кадмом Тиро на носилках. Гаруда, сидевший на краю, взлетел, как только их потащили.
Таматика, Велунд, Шарроукин и Нумен вышли из «Штормового орла» вслед за ним, и Нумен, едва ступив на палубу, упал на колени.
Ветеран Авернии наклонился к полу и поцеловал его, как суеверный дикарь.
Велунд позвал Тарсу:
– Ты хорошо сражался, апотекарий, – сказал он. Тарса помотал головой и показал на кого-то, не видимого за испускающим дым двигателем «Штормового орла».
Что-то огромное, сделав тяжелый шаг, вышло из-за корабля, и Велунд попятился, увидев высокую бронированную машину.
Это был брат Бомбаст.
Последние дни проведший в теле дредноута.
Но Бомбаст был мертв, а перед ними стоял не дредноут. Это был чудовищный сплав технологии, биологии и механической некромантии. У массивной конструкции отсутствовал саркофаг – в ней был только опутанный кабелями кокон из зашитых ран и голой кожи.
Внутри, под примитивными биомеханическими системами, обеспечивавшими контакт с машиной, лежали ошметки плоти, и костей, и ненависти, которые когда-то командовали «Сизифеем».
– Тарса не убивал «Железное Сердце», – произнес Ульрах Брантан. – Его убил я.
Гэв Торп
ДЕЯНИЯ ВЕЧНЫ
- Начать бомбардировку!
Прошла секунда.
Затем вторая.
По-прежнему никаких признаков того, что приказ гастата[1]-центуриона Кратоза был услышан. Орудийные палубы «Форкиса»[2] оставались подозрительно безмолвными. Индикатор состояния на схеме корабля, расположенной в правом нижнем углу главного экрана, показывал, что торпедные аппараты боевого крейсера всё ещё заряжены.
Командир Железных Рук перевел взгляд своих искусственных глаз на Крисаора, офицера огневых систем, лицо которого казалось жёлтым в тусклом свете панелей и экранов стратегиума.
- Сержант-пристав, почему мы не открыли огонь?
- Простите, но наша позиция для стрельбы была заблокирована. Я пытался перерассчитать её.
- Заблокирована? Поясни.
- Нашими союзниками, гастат-центурион. Судно Саламандр перешло на низкую орбиту, встав между нами и поверхностью Престеса[3]. Если мы откроем огонь, они окажутся на пути наших снарядов.
- Они мешают нам? Ари’й что, дeбил? Он вообще понимает, что творит?