— Не нравится мне его настрой, — тихо проговорил Борис застывшим рядом курсантам. — Приглядывайте за ним. Боюсь, как бы торрек не сорвался. С ним связаны все наши надежды. Если Андрей наделает глупостей — эта история может плохо закончиться. Очень плохо.
Тагас не мог найти себе места. Халар всю ночь провёл на ногах. События грядущего дня не могли привидеться воину даже в кошмарах. Он то и дело наворачивал круги по маленькой комнатке, обминал круглый стол, миллион раз обошёл все углы. Наконец рассвело. В коридоре послышались тяжёлые шаги пары стражников. Спустя несколько ударов сердца забренчали ключи, лязгнул засов и дверь распахнулась.
На пороге стоял Бернис Моурт. Тагас усмирил гнев и потупился в пол, протягивая графу руки под кандалы.
— Сегодня тебя не закуют, — грустно проговорил Бернис. — Но знай, я на чеку.
— Я буду покорным. Таков был уговор с колдуном, и я сдержу слово.
Воин кивнул. Тагаса вывели во двор. Картина была не из приятных. Всю площадь обложили громадными пирамидами из бревен, соломы и хвороста. Кроме дерева внутри сооружений белели рубахи мертвецов. У братских погребальных костров замерли стражники с горящими факелами, а в центре двора стоял сам колдун. Владыка шейтаровой твердыни говорил прощальную речь.
Тагаса провели мимо рыдающих женщин и хмурых воинов. Их взоры были прикованы к повелителю, потому ненавистного пленника никто не заметил. Тагас ожидал оскорблений, пинков и даже побоев, но на деле никто не поднял руки и даже не плюнул в сторону халара.
Рядом с кузницей мерцали пёстрые платья. Для халин Шиайи собрали отдельный костёр. Младшие жёны отца кружили вокруг бездыханного тела, лили слёзы и завывали пуще северянок. Тагас вдруг почувствовал слабость в ногах. Колени задрожали, бёдра налились свинцом. Каждый шаг давался воину всё трудней. Пока Тагас добрался к телу матери, успел взмокнуть и умыться слезами.
Халин больше не была так красива, какой отложилась в закромах его памяти. Лицо побелело, заострилось. Синие губы утратили форму, кожа растеряла блеск. Тагас пошатнулся, упал перед матерью на колени. Дрожащими руками расправил складки на платье, провёл пальцами по гладким щекам. Она не шелохнулась, не ответила на его прикосновения.
— Я отомщу, — прошептал он матери на ухо. — Я никогда не забуду… я им всем отомщу за тебя… я обрушу небо на землю, переверну всю степь, уничтожу халарат и всех гарров, но покараю виновных. Больше ни одна мать не покинет своих сыновей по воле ничтожества, ни одна женщина не будет рабыней у мужа. Клянусь тебе… клянусь!..
Тагас затаил дыхание, чтобы не взвыть на глазах у врагов. Он потянулся к волосам бездыханной халин, вытащил из косы алую заколку и спрятал её в рукаве. Потом встал, поцеловал мать в лоб и отошёл на несколько шагов.
— Я видел, как северяне чтят своих женщин, — не поднимая глаз от земли, обратился Тагас к Бернису Моурту. — Скажи мне, северянин, к моей матери твои боги будут также добры?
Бернис кивнул.
— Тогда я готов, — выдохнул пленник, принимая от стражника факел.
Колдун к тому времени закончил говорить и двор запылал. Тагас поджёг погребальный костёр и снова отошёл к страже. Смотреть на разгорающееся пламя выдалось гораздо сложнее, чем воин мог себе представить. Затрещали сухие ветки, чёрный дым повалил к небесам. Её волосы запылали, кожа быстро чернела, платье обуглилось. Женщины завопили, упали перед костром на колени, в последний раз протягивая руки к бездыханной халин. Тагас потерял рассудок. В какой-то миг он осознал себя сидящем на земле и вопящим, как малое дитя. Огонь полностью скрыл её тело.
Тагас не запомнил, как всё закончилось. Он очнулся уже шагающим по коридору к темнице. В руках он крутил алую заколку. Это всё, что осталось ему в память о женщине, что любила его больше жизни. Это всё, что осталось от любимой халин.
Тем же вечером я собрал всех командиров в обеденном зале. Уставшие, опустошённые, истощённые битвами ребята сидели молча, глядя только в собственные тарелки. Временами я неосознанно поглядывал на дверь, в глубине души веря, что сейчас она распахнётся и войдёт капитан. Потом взгляд косил на его пустое кресло и память вновь подсовывала картины последнего штурма.
Игорь Викторович был очень плох. Лекари разводили руками. Наши лекарства подходили к концу и пользы почти не приносили. Он был в коме. Аура капитана тускнела с каждым днём, его жизненная энергия развеивалась и придумать как разбудить его я не мог. Трюк, который я провернул с аурами Медведя и Тима, с капитаном не работал. Ранение было слишком серьёзным. Моя энергетика не растворялась в его коконе, потому надеяться приходилось только на чудо.