— Мне нужно приблизиться, а затем дело решат ваши Боги.
— Считаешь меня идиотом? — взревел Бернис, бросаясь в новую атаку. — Умри, предатель.
Клинки со звоном скрестились. Тагас отступил ещё на шаг, вывернул руку, высвобождая меч и выбросил её вперёд, метя Бернису в шею. Граф пошатнулся на полусогнутых ногах и разминулся со сталью. Тагас воспользовался преимуществом и пока граф ослабил стойку, пнул его ногой под колено. Бернис отскочил. Халар успел подметить, что былая ловкость покинула движения северного воителя. Теперь воин прихрамывал, немного припадая на повреждённую ногу.
Тагас медлить не стал. Со всей яростью бросился на врага, осыпая его градом ударов. Граф натужно дышал, изворачивался и отбивал клинком самые безнадёжные атаки. Когда Тагас уже чувствовал сладкий привкус победы, Бернис снова перехватил инициативу. Граф проворно ушёл от выпада, пропустил вражеский клинок под рукой и изо всех сил ударил своим мечом под самую гарду. Халар взвыл и выпустил меч из рук. Кисть правой руки запылала огнём. Клинок загремел под ногами.
Бернис готов был нанести последний — смертельный удар, но новый выброс магии торрека сбил с ног обоих воителей и отбросил их к парапету. Буря приблизилась к башне, завыл пронзительный ветер, а тучи склонились над крепостью, будто пытались дотянуться руками до жалких людишек. Серый колдовской ветер слетел со стены. Аура колдуна разгорелась белоснежным пламенем, ослепляя халара до слёз. Голова взорвалась новым приступом боли. Челюсти сомкнулись с такой силой, что зубы крошились во рту. Глаза лезли наружу.
Тагас не мог подняться на ноги. Он упрямо полз на свет, не имея понятия что ему делать дальше. Вдруг над страдающим воином выросла массивная тень. Стальной сапог врезался ему под ребро, опрокидывая Тагаса на спину. Бернис устало покачивался, его лоб переливался жемчугом горячего пота, а руки дрожали. Граф едва держался, но ему хватило сил, чтобы приставить остриё меча к горлу халара.
— Всё кончено, дикарь, — прохрипел Бернис на грани обморока. — Ты проиграл.
— Мы должны… — Вяло шевелил губами Тагас. — Должны…
— Прощай.
Бернис тяжело поднял меч над головой и готов был пронзить поверженного врага, как вдруг потрясённо замер. Страшный, душераздирающий крик пронёсся над башней. Кричал колдун и в его голосе было столько страдания, столько невыносимой муки, что каждый волосок на теле халара встал дыбом.
Бернис окаменел, клинок так и застыл над его головой. Спустя удар сердца воин в смятении оглянулся на пламя. Аура торрека стремительно разрасталась, поглощая буйным огнём всю площадку.
Тагас лежал на спине и задыхался. Ему казалось, что серый колдовской ветер выдавил из пространства сам воздух. Вдруг стало легче, боль отступила, а пелена слёз схлынула с глаз. Тагас снова увидел халин. Мать склонилась над истощённым сыном, ласково улыбнулась и прошептала:
— Вставай.
— Нет… нет, я не могу.
— ВСТАВАЙ! — прогремел в голове властный голос.
Ослушаться Тагас не посмел. Он собрал всю свою волю в кулак, застонал, заревел, вскочил на четвереньки и обхватил отвлёкшегося Берниса за талию. Казалось, мышцы халара лопались от натуги, но дело было сделано. Двое воителей пошатнулись, потеряли опору и влетели в беснующееся белое пламя ауры торрека.
Тут уж им обоим стало не до сражений. Кожа воспламенилась, огонь проник в тело, по лицу потянулись белые борозды капилляров, словно сама кровь горела внутри. Тагас хотел закричать, но горло только беспомощно булькало, выбрасывая наружу клубы сизого пара. Рядом корчился Бернис, белый огонь вырвался из его глаз и ноздрей, а раскрытый в ужасе рот походил на жерло вулкана.
Последним, что видел халар перед путешествием в бездну мрака, был образ воспарившего колдуна и халин, сумевшую прорваться к нему сквозь огненную стену.
После мир замолчал.
Тири будто покачивалась на волнах. Тёплое море ласкало ей спину, а щёки и волосы трепал ветерок. Глаза госпожи уставились в лазурное небо, раскрашенное пёрышками облаков. Вокруг было так тихо, так спокойно и легко, что девица зажмурилась в неге, а когда вновь открыла глаза картины вокруг изменились.
Чистое небо заволокли чёрные грозовые тучи. Раскаты грома хлестали по ушам, а ветвистые молнии предвещали наступление бури. Тири поняла, что она снова в крепости. Воины парили между башнями, их движения были замедленными, будто это ветер гонял по стене соломенные куклы. По двору носились горящие люди. Голодное пламя покрывало их тела, будто саван. Пострадавших валили на землю, обливали водой, обсыпали снегом. В воздух улетали облака сизого пара. Большинство обгоревших не могли подняться и их обугленные тела так и оставались лежать на брусчатке.