— Сир, победа, — как-то грустно протянул Бернис Моурт.
Мы стояли у края поляны и наблюдали за битвой. Светлячки от пожарища танцевали у графа на лице, освещая в темноте его лицо и неприкрытое смятение.
— Какие у нас потери? — не оборачиваясь, спросил я.
— Потерь нет, сир, — отвечал граф. — Двое легко раненных, да и только.
— И чего тогда такой хмурый?
— Эм… — Замялся Бернис. — Простите, сир, но… могу ли я с вами быть откровенным?
— Разве я похож на тирана? Что тебя тревожит?
— Дело в том… — Неуверенно продолжал Бернис. — Сир, меня изнутри раздирают противоречивые чувства. С одной стороны, мы разгромили сильный отряд наших врагов. Победа досталась нам очень легко и бескровно. Это большое дело. Но… но вот с другой…
— В такой победе нет чести для доблестного керрийского дворянина, — перебил я Берниса, смерив его строгим взглядом.
Он не нашёлся ответом, опустил глаза.
— Бернис, тебе давно пора менять философию. Я понимаю, что этот бред в тебя вбивали с младенчества, но пришёл час больших перемен.
— Сир, я…
— Не перебивай меня, — чуть повысил я голос. — Потерь, говоришь, не было? Два легко раненных? А если бы мы поступили по канонам керрийской дворянской доблести? Если бы мы просто выстроились в чистом поле и дали халирцам бой стенка на стенку? Без всяких уловок и манёвров? Скольких воинов нам бы пришлось хоронить? Сколько бы защитников пали под ударами наших врагов?
Бернис молчал.
— Кхм… молчишь? А ведь это лишь первые ласточки. Предвестники шторма. Сколько ещё степняков придут в эти земли? Нам всем им давать честный бой? И насколько же нас тогда хватит? В скольких честных боях мы устоим против орды?
Бернис продолжал молчать, а я расходился всё громче и громче:
— Едва ли в одном!.. Умереть, не запятнав свою честь… так?.. вот она — мечта всей твоей жизни?.. И дальше что?.. Орда беспрепятственно проходит Старый Тракт. Топит в крови весь твой край. Мужчин и стариков вырезают. Детей и женщин угоняют в рабство. Города сжигают дотла…
Аура Берниса вспыхнула стыдом и досадой, но я ещё не закончил:
— Зато наш герой, что мог остановить… что мог уничтожить, к храсовой матери, эту угрозу в зародыше — в первом же бою пал смертью храбрых. Нет его больше. Некому защитить невинных от страшной участи. Некому пролить луч света на нашествие тьмы. Он сохранил свою Бостову честь да с чистой совестью отошёл на Ту Сторону. А дальше хоть трава не расти, так получается? Ну что же ты молчишь? Ответь же мне — много ли чести в таком безрассудстве? Много ли чести в глупости, когда её плоды обойдутся так дорого?!..
Пока я говорил, Бернис трижды изменился в лице. Нет. За грубый тон он не злился. Его аура вспыхнула досадой и горестью. Я попал в самое сердце доблестного воителя. Видно, Бернис и бойню в Алланти припомнил, и все её тяжкие последствия. Графу было стыдно. Он покраснел, опустил глаза, его руки обмякли и беспомощно обвисли, будто ивовые ветви.
— Запомни раз и навсегда: в войне вообще чести нет. Ибо какая честь может быть в убийствах, грабежах, мародёрстве и пытках. Эта кровавая жатва недостойна ни поклонения, ни одобрения. Сегодня у нас с тобой есть оправдание. Сегодня мы убивали, чтобы выжить самим. Но это не снимет с нас клейма мясников. Оно навеки отпечаталось на наших именах. Носить его мы будем до предсмертного вздоха последнего человека, что знает нашу историю. И раз уж так вышло, раз уж дикарей нам с тобой не спасти, то сохранить жизни наших воинов мы обязаны. И чем больше ты в том преуспеешь, тем большие почести тебе в итоге окажут. Сохранить свою армию, сделать так, чтобы воины снова увидели семьи, вернулись к жёнам и детям — вот истинная добродетель славного воина.
— Сир, я понял, — поднял голову граф. — Прошу прощения за мои глупые мысли.
— Не стоит извиняться, дружище, — смягчил я интонации голоса. — Ты ни в чём не виноват. Ты всего лишь дитя своего времени. Славный сын своего народа. Главное, хорошенько осмысли мои слова. Времена меняются. И люди должны меняться вместе с ними.
— Да, сир, — печально проговорил Бернис и поспешил скрыться в толпе. Его место тут же занял Старг.
— Сир, у нас тут командиры, — указал он рукой себе за спину.
Старг тренировался куда больше других. Почти за год парнишка заметно окреп, разошёлся в плечах. За верность и усердие мы его назначили сотником. Люди Старга подтащили и поставили передо мной на колени двоих кочевников в серых халатах из дорогого шёлка. Один из пленников был стар, седина плотно окрасила редкие волосы, а морщины съели лицо. Аура выдавала старика с потрохами, сияла силой и статью. Этот человек привык повелевать — именно он-то мне был и нужен.