На пути злобного духа в людском облике был и Тагас. К северному демону уже подоспела подмога, потому халару только и оставалось, что попробовать выставить строй из трёх десятков бойцов. Да только ничего из той затеи не вышло. Колдун невзначай взмахнул рукой. Неведомая сила подхватила Тагаса и ещё пятёрку степняков, что стояли в центре шеренги, и словно невесомые лепестки чайной розы отбросила на два десятка шагов.
Приземлился халар тяжело: долго кувыркался по склону, сунулся, обдирал руки, набивал шишки и ссадины. По лицу потекла тёплая кровавая струйка, волосы слиплись, мир перед глазами сильно вращался, а сознание снова меркло. Шок и контузия притупили все чувства. Замедлили время. Воины теперь не бежали — они, казалось, парили по воздуху. Многие падали. Их лица кривили гримасы испуга и боли. Враги, напротив, сверкали злобой и яростью.
Тагас бросил угасающий взгляд на строй, который сам же поставил. Но строя там уже не было. Колдун ворвался в брешь, на ходу снёс голову ближайшему воину, второму проломил череп щитом. Раскрутил смертоносную мельницу, разбросал ордынцев по склону. Колдуна поддержали его люди и разнесли остатки коробки Тагаса.
Вдруг меркнущий разум осознал, что земля под ним движется. Тагаса подхватили под руки дасулы. Один что-то кричал. Его губы постоянно дрожали, а лицо выдавало много эмоций. Но Тагас не слышал слов. Не ведал ещё, что битва проиграна. Не знал, что орда Гаруса Стройного отправилась к Тренги.
Спустя несколько ударов сердца тьма накрыла сознание воина. Его битва закончилась.
Орда дрогнула и побежала вниз по склону. Мы упустили тот миг. Под ногами скопились горы трупов и мусора, что замедлили поступь нашей коробки. Тогда-то я понял, что победа никуда не уйдёт, что мы в полушаге от очередного триумфа.
— Общая команда, — кричал я в рацию, чтобы и арбалетчики слышали. — Всем в атаку! Лучники обратно по холмам. Никто не должен уйти. Вперёд!..
Я метнул копьё вдогонку беглецам. Выхватил меч, перепрыгнул мертвую горку и припустил вниз по склону. За мной потянулись латники. Они отбросили копья, достали мечи, топоры и бросились догонять убегающих дикарей. Над головой свистели болты, шуршали перьями стрелы. Закипели одиночные схватки, запели клинки.
Я был быстрее всех, первым настиг шайку кочевников. Повернуться ко мне и принять бой они не успели. Не сбавляя шага, я ворвался в толпу, раскрутил меч и разбросал по склону тела. В лицо брызнула кровь, пахнуло кислым смрадом и копотью, дохнуло жаром с низины, волосы затрещали, отблески пожарища прорвались сквозь дым.
Глаза уловили движение. Я увернулся, отскочил в сторону. Рядом с головой пролетел кхопеш, дикарь едва меня не достал. Я проткнул ему грудь. Он ещё не упал, а я уже набросился на другого. Кочевник пытался укрыться щитом, но клинок в моей руке не заметил преграды: рассёк и щит, и доспехи, и плоть. По инерции меч описал широкий круг вокруг моей оси, снёс голову степняку, другому прошёлся по горлу.
— Руби! — неистово кричал я, когда воины вклинились в схватку. За моей спиной выросла стальная стена: она загремела, взревела и бросилась в бой. Кочевники пытались построиться, но я не позволил — опутал центр шеренги клещами телекинеза и разбросал дикарей по холму. Латники меня поддержали и смели с тропы остатки ордынцев. Остальные бежали по склону, прямо в пасть беснующейся там стихии огня.
— Скорее, мать вашу! — бросился я вниз по тропе. — Никто не должен уйти.
Сзади подоспели легконогие арбалетчики, вниз полетели болты, но оценить их меткость было невозможно. Над низиной стоял серебристый смог, сквозь который едва пробивался даже свет от пожара. Преследовать орду дальше было нельзя: дышать стало сложно, жаркий ветер поднялся в низине, исхлестал лицо терпкой плетью и пробирался под латы. Там разгоралась доменная печь.
Я остановился, поднял руки и повернулся к своим воинам. Погоня была окончена. Стражники застыли передо мной грязной, измазанной в саже, уставшей коробкой. Их глаза горели, выдавая бурю эмоций, что стегали буйные головы. Мы это сделали. Мы смогли.
— Победа! — вскинул я клинок остриём к посеревшему предрассветному небу.
— Ххорра!.. — Обезумели воины, закричали, зазвенели железом, вскинули оружие кверху. Уже дважды хитрый Давид раздавил Голиафа. Дважды жалкая кучка защитников управилась с целой ордой. Люди праздновали победу, их вера в себя возросла до небес. Теперь им было всё по плечу.