В отчаянии Конан топнул ногой и выругался. Но досадовать было некогда. В эти самые мгновения к загородному дому Губара на коне или в наемной повозке ехал посланник Пуза. Надо было его опередить.
Второпях сунув за пазуху несколько черствых лепешек, Конан бросился к выходу.
— Я приготовил тебе подарок, — сообщила статуэтка Бела, — Завтра губернатор дает ужин в честь совершеннолетия своей единственной дочери. Там будут присутствовать только избранные. Утром получишь приглашение.
— Как тебе это удалось? — Губар поймал себя на том, что его рот расползается в счастливой улыбке.
— Это было несложно. Губернатор имеет обыкновение дремать после обеда. Сегодня я явился к нему во сне и объяснил, как важно человеку на его должности иметь друзей среди состоятельных и добропорядочных горожан. А заодно внушил, что якшаться с преступниками наподобие Пуза — дурной тон.
Ростовщик расхохотался. Если так пойдет и дальше, Пузо очень скоро останется ни с чем. Он еще в ногах у Губара валяться будет, клянчить крохи со стола.
— Спасибо, Ониксовый! Я твой должник.
— Долг платежом красен, — без обиняков заявил божок. — Я жажду человеческой крови.
— Завтра, — твердо пообещал Губар. — Завтра ты получишь свою жертву.
— Пусть это будет девушка из твоего пруда, пепельная блондинка с большими синими глазами. Она мне понравилась.
— Лиз?! — воскликнул Губар. — Но мы же договаривались о Сабе!
— Саба может подождать. Сейчас я хочу крови Лиз.
— Проклятье! Нет, Ониксовый, я не согласен. Кого хочешь бери, только не Лиз. Она самая красивая из моих жен, настоящая бритунийка благородных кровей. Половина шадизарской знати мне завидует. Вдобавок, она обошлась в целое состояние. Возьми лучше Сабу, какая тебе разница.
— Сначала будет Лиз, — непреклонно заявил Ониксовый. — Потом чернокожая женщина. У меня еще не было чернокожих.
— Кушитка? О, тысяча демонов! Этак ты меня совсем без жен оставишь. Помилуй, где это видано, чтобы в жертву богам приносили членов собственной семьи? Ты хоть представляешь, какие ужасные слухи поползут по городу?
— Обязательно поползут, — зловеще подтвердил Ониксовый, — если ты меня рассердишь. Ужасные слухи о том, что я с тобой сделал. А чтобы не казаться голословным…
Паквид Губар взвыл и схватился за горло. Глаза его выпучились, язык вывалился и вмиг посинел. Через несколько мгновений, которые показались ростовщику вечностью, удушье отпустило, зато в животе вспыхнула невыносимая боль. Она перекочевала в колено — казалось, в него вцепился клыками громадный сторожевой пес. Затем боль ударила в пах. Придя в себя, Губар обнаружил, что сидит на полу, истерически всхлипывает и размазывает по щекам слезы.
— А теперь согласен? — холодно поинтересовался божок.
— Нет, — дрожащим голосом произнес Губар.
Дом затрясся, пол под ногами ростовщика заходил ходуном. Статуэтка Бела упала на пол. Губар взвыл, когда с полки свалилась и разбилась вдребезги драгоценная фарфоровая ваза из далекой Вендии. Ее звон подействовал на него сильнее любой физической боли. Из глаз Бела вырвалось красное пламя, заметалось по комнате, ударилось в стену. Раздался грохот, по стене разбежалась паутина трещин.
— Согласен! — вскричал Губар. — Согласен! Прекрати! Будет тебе Лиз, завтра же!
Разбуженное лихо улеглось не сразу. Наконец пламя вернулось в статуэтку. Мокрый от пота и слез, Губар попятился к двери, нажал на нее задом, споткнулся о порог и повалился в коридор. Вскочил и бросился в спальню, чтобы залезть с головой под одеяло и там, выбивая зубами барабанную дробь, дать себе клятву никогда и ни в чем не отказывать идолу.
Бритоголовый охранник четырежды стукнул в ворота деревянным кольцом. Два раза громко, на третий — тише, и снова громко. Скрипнули петли, в воротах открылось окошко.
— К хозяину от Пуза, — отрывисто сообщил патрульный.
Окошко закрылось, вероятно, один из привратников отправился с докладом к Губару. Спустя довольно много времени оконце открылось вновь. Человек за воротами что-то сказал. Патрульный без звука повернулся, прошел по мосту к повозке и сказал посланнику:
— Подойди к воротам. Хозяин с тобой поговорит.
Конан не опасался, что его узнают. Было за полночь, к тому же его лицо пряталось под соломенной шляпой с вислыми полями, а приметная фигура — под длинным плащом. Чтобы изменить голос, он положил в рот глаз Ониксового. Настоящий гонец Пуза, а также возница, надежно связанные по рукам и ногам, лежали под придорожным кустом в добрых двух полетах стрелы от особняка Губара.
Неторопливой уверенной поступью Конан приблизился к воротам. Телохранитель ростовщика с опаской следовал на почтительном отдалении. Когда повозка остановилась за мостом, он попробовал тайком подкрасться к гостю, приставить к горлу кинжал и отобрать оружие. Но сокрушительный удар в челюсть и острие меча, упершееся в живот, убедили его отказаться от этого намерения.
— Что надо от меня Пузу среди ночи? — недовольно спросил Губар из-за ворот.
— Его шветлошть ужнал, што ты пряшешь воровку, — прошепелявил Конан.
— Кого? — изобразил удивление ростовщик.
— Девку, которая шперла у хожаина одну штучку. Шаба ее жовут.
— Ша-аба? — протянул Губар — Впервые слышу. С чего он взял, что она у меня?
Посланник хмыкнул.
— Пужо предупредил, что ты будешь отпиратына. Он не велел тебя упрашивать. Он велел шжечь к шобачьим демонам твое поганое гнеждо. А тебя к нему доштавить, и вовше не обяжательно живым.
Паквид Губар в ужасе отшатнулся от ворот. У Пуза слово с делом не расходится, когда он угрожает, жди беды. Как теперь быть? Бежать к идолу, молить о защите? Он-то, может, и защитит, а вдруг нет? Что, если головорезы Пуза оцепили особняк и ждут только сигнала? Что, если его лучники, не знающие промаха, уже перебрались через стену, залегли в саду или на крыше и целятся Губару в спину? Рано, рано ссориться с могущественным бандитом. Надо отдать ему Сабу. Ониксовый, конечно, рассвирепеет, но это сейчас меньшее из двух зол.
— Ежели тебе не терпитша штать покойником, — спокойно произнес посланник, — так и шкажи, чего время тянуть?
— Шаба, Шаба… — растерянно проговорил Губар. — Как она выглядит? Золотистые волосы, длинные ноги, наглый взгляд?
— Она шамая.
— А! Так это ж не Шаба, а Саба, — с притворным облегчением сказал ростовщик. — Просто я тебя неправильно понял. Все верно, у меня эта лисица. Долго я за ней охотился, а уж как обрадовался, когда поймал… Большие у меня к ней претензии. Но уж коли и Пузу она понадобилась, буду счастлив оказать ему услугу. Передай его светлости, что Губар с искренним удовольствием…
— Хватит болтать! — грубо перебил посланник. — Веди шуда девку.
Когда Конан, решивший побывать у Пуза, исчез за дверью кельи, Пролаза занялся реставрацией статуэтки. Но вскоре пришлось покинуть храм кадуцеев, чтобы заглянуть в ближайшую гончарную мастерскую, узнать у хозяина, чем лучше всего склеить разбитую каменную статуэтку, и тут же украсть пригоршню вязкой серой массы. Сразу после этого он вернулся в комнату Сабы, и вскоре перед ним стоял починенный идол с вилайетского острова. Обломки были состыкованы вкривь и вкось, вместо правого глаза блестела красная бусина, на туловище засыхали потеки клея. Но Пролаза был вполне доволен делом рук своих. Он никогда не замечал у себя задатков скульптора.
— Ну что, добился своего? — обратился Пролаза к изваянию. — Теперь дело за малым. — Вор прислушался к себе, но голос Ониксового в голове не звучал. — Интересно, чего ты ждешь? Так долго ныл, упрашивал, чтобы мы тебе вернули распрекрасное тело. Вот оно, полезай!
Ответом было молчание.
«А что, если он вообще про меня забыл? — подумал Пролаза. — Или даже подох? Интересно, может ли бог умереть?»