— Эй, ты, пугало каменное! Тишина.
— Куда подевался, урод?
«Похоже, ему и впрямь не до меня, — сделал утешительный вывод Пролаза. — А раз ему не до меня, то и мне не до него».
Немедиец воспрянул духом — впервые за несколько дней случилось что-то хорошее. Его взгляд рассеянно скользнул по комнате и остановился на ониксовой фигурке. «А ведь за нее можно выручить неплохие деньги. Если всего за треть идола Леивон меня озолотил, то за целого…»
У Пролазы глаза зажглись алчностью. «Конечно, есть небольшое «но» — статуэтка не совсем моя. Но если хорошенько спрятаться… Да и вообще с такими деньжищами запросто можно перебраться в другой город. В Аренджун, например. Зажить по-честному, лавку открыть…» Впервые идея оставить воровской промысел не показалась Пролазе абсурдной.
«О, Бел! Что это со мной? Никак, старею? А может, просто устал прятаться и дрожать за свою шкуру? Кто позаботится о воре, если не он сам? Конану хорошо, у него вон какая силища, женщины точно мухи липнут, удача — как мать родная, да и на что ему этот идол? Скоро он о нем забудет, другие дела появятся».
Так успокаивал себя Пролаза, но в глубине души испытывал стыд, не говоря уже о боязни быть пойманным. Но в конце концов соблазн победил, и немедиец начал собираться в дорогу. Бережно завернул статуэтку в юбку Сабы, положил в холщовый мешок, туда же сунул немного еды, кое-что заботливо оставив для Конана. Уже без зазрения совести побросал в мешок Сабины побрякушки. Поделом ей, будет знать, как друзей обворовывать! Помнится, где-то здесь стояла деревянная фигурка бога воров Бела. Пролаза давно положил на нее глаз, и сейчас она бы вполне пригодилась — как талисман. Но Бел точно в воду канул. «Ну и ладно, — махнул рукой Пролаза. — Налегке приятней путешествовать». Глянув напоследок в зеркало и показав язык своему узкому лицу с острым маленьким носом и бегающими глазами, Пролаза поспешил к выходу.
Полночь застала его в нищем юго-восточном квартале, где жилые постройки перемежались со старыми и новыми кладбищами для бедняков. Пролаза ни за что бы сюда не сунулся с полным мешком сокровищ за плечами, если бы через этот квартал не проходила дорога на Аренджун. О трущобах на юго-восточной окраине ходили самые невероятные слухи, кумушки на базаре, боязливо озираясь, рассказывали всякие ужасы о людоедах, оживших мертвецах, оборотнях и прочей нечисти, якобы обитающей там и выползающей по ночам из могил, чтобы терроризировать добропорядочных граждан. Пролаза лишь посмеивался, слыша такие разговоры, — к числу добропорядочных граждан он себя не относил.
Пролаза взглянул на небо — как раз вовремя, чтобы заметить вынырнувшую из облаков громадную полную луну. С пронзительным мяуканьем впереди через дорогу метнулась черная тень. Трижды каркнула невидимая ворона на верхушке кривобокой осины. Как и все, кто живет воровским ремеслом. Пролаза был суеверен, но он прошел почти до конца квартала — что ж теперь, возвращаться и огибать его по бездорожью? Бел с ними, с приметами, сейчас не время. Впереди пустырь, за ним последнее кладбище, а дальше чистое поле, до него уже недалеко, и там бояться некого. Краем глаза немедиец уловил движение на обочине, ойкнул и присел от страха. Но тут же слегка успокоился. Это всего лишь нищий, немой и безногий, протягивает шляпу. Вот тебе медный грошик, нищий, побалуйся винцом за мое здоровье. Пролаза двинулся дальше, перейдя на всякий случай на другую кромку дороги, и с этого момента его не покидало ощущение, что за ним следят. Он то и дело озирался и в освещенных окнах домов за пустырем замечал человеческие силуэты; всякий раз они спешили исчезнуть, словно чувствовали его взгляд. Нищий сгинул в темноте, и Пролаза, оборачиваясь, больше не видел позади ничего подозрительного, лишь один раз ему показалось, что дорогу быстро пересек кто-то высокий и темный. И тут он обнаружил, что у него трясутся поджилки. Неведомая угроза витала в воздухе, обволакивала липким страхом.
«Глупости, — тщетно успокаивал себя Пролаза. — Мне просто мерещится. Никто не знает, что я несу в мешке, никому до меня нет дела». Он так часто оглядывался назад, что едва не столкнулся с прохожим в черном балахоне. Немедиец отпрянул в сторону; встречный остановился и повернулся к нему лицом. Удаляясь от него почти бегом, Пролаза миновал заросли кустов и за ними увидел костерок; вокруг него неподвижно стояло несколько человек в черных балахонах, лица их прятались под капюшонами.
«Нищие, — сказал себе Пролаза. — Самые обыкновенные бродяги. У них нет денег на ночлег в городе, вот они и греются у костра за околицей. Наверняка они здесь чужие, сами боятся. Если их не задирать, они меня не тронут».
Костер потрескивал. Двое в балахонах безмолвно двинулись наперерез немедийцу. У него мороз побежал по коже.
Он попытался обогнуть зловещих незнакомцев, но один из них совершил неуловимое движение, и Пролаза ощутил, как в предплечье ему, точно железные клещи, впиваются пальцы. Он вскрикнул, рванулся, ударил черного кулаком в лицо. Он промахнулся, но сбил капюшон, и тут же из горла Пролазы вырвался вопль ужаса. Лицо человека в черном было залито кровью и гноем, правый глаз отсутствовал, левый свисал на нерве.
Мертвец!
Второй упырь вцепился в него сзади, и тут же зашевелились остальные. Безмолвно обступили Пролазу со всех сторон. Немедиец снова рванулся, высвободил руку, изо всех сил лягнул мертвеца, который стоял позади, и ударом мешка по голове опрокинул еще одного, который бросился на колени, чтобы схватить его за ноги. Мешок лопнул по шву, на мостовую посыпались обломки ониксового идола. Пролаза кинулся наутек. Ноги предательски подкашивались, он не бежал, а семенил; его догнал бы и ребенок. Упыри густой цепью шествовали следом. Крича благим матом, Пролаза добежал до ближайшего дома, забарабанил кулаками в дверь. Послышались медленные шаги хозяина. Грозные силуэты преследователей приближались; подпрыгивая от страха, Пролаза уже не кричал, а визжал. Вот они в пяти шагах, поднимают руки, чтобы откинуть капюшоны… Но спасение рядом! Громыхнул засов, отворилась дверь… На пороге стоял упырь в черном балахоне. Пролаза всхлипнул и пустился дальше по улице. Столько домов, должен же в них кто-нибудь жить!
Ему только казалось, что он бежит. На самом деле он едва переставлял ноги, мягкие, как тряпичные жгуты. В конце концов ноги отказали, и он сел в дорожную пыль. Мертвецы снова окружили его, и одноглазый достал из-за пазухи что-то блестящее. Расправив златотканую шляпу со свалявшимися павлиньими перьями, нахлобучил ее на голову Пролазы. В лунном свете зловеще замерцали павлиньи «глаза».
И тут в мозгу немедийца адским пламенем вспыхнули три слова. Каждое из них само по себе было вполне невинным, но вместе они олицетворяли угрозу, страшнее которой Пролаза не знал.
«Золотой… Павлин… Саббатеи…»
— В сторону! — Конан схватил Сабу за руку и увлек прочь с дороги. — Всадники!
Они залегли в кустах. В темноте нарастала дробь множества копыт, со стороны Шадизара приближался большой конный отряд. А затем луна осветила не меньше семи десятков седоков — самого что ни на есть зловещего вида лихих молодцов, с ног до головы увешанных оружием. В арьергарде карета, запряженная четверкой крепких коней, везла самого Пузо — даже в темноте лубочная канарейка на дверце сверкала золотом. Судя по злым возгласам и переругиванию всадников, они были подняты среди ночи и оттого настроены более чем агрессивно. Конан знал, что воровскому «герцогу» Ахамуру Вайсе Саламбену Давгалю Умбрие Лучимии подчиняются не меньше тысячи «вассалов», и по первому его зову с ближайших кварталов сбегаются несколько десятков опытных бойцов. Что же заставило его среди ночи поднять людей и отправиться в поход? И куда он держит путь?
Еще не успев задать себе эти вопросы, Конан понял, что знает ответы. Эта дорога ведет прямиком к особняку Паквида Губара. Бандитский главарь за что-то осерчал на ростовщика и решил его наказать. За то, что посланник Пуза не вернулся с Сабой? Вряд ли. Скорее всего, гонец и сейчас лежит в путах и с кляпом во рту. Если и освободился, добраться до своего господина за это время он никак не мог. Должно быть, что-то случилось, о чем Конан пока не знает. Он похвалил себя за предусмотрительность: правильно сделал, что обратно пошел пешком, оставив повозку гонца неподалеку от особняка. Пешему на ночной дороге легче укрыться от проезжих лиходеев. Когда эти всадники обнаружат повозку, они, скорее всего, задержатся и прочешут ближайшие окрестности.