Там его ждал неприятный сюрприз: обе лошади лежали в пенистой гадости неподалеку от Кавендиша.
Совершенно подавленный увиденным, Джаг подошел ближе и остановился, затаив дыхание. Лошади, казалось, стали жертвой той же болезни, которая сразила и Кавендиша. Они лежали на боку, дыша так тихо и спокойно, что их вполне можно было принять за мертвых.
Встревоженный и одновременно удивленный, Джаг засуетился вокруг них. Никогда прежде его гнедая не ложилась раньше, чем заснут люди. Что касается пегой, то еще несколько минут назад она демонстрировала Джагу свою резвость и прыть. Теперь же ее мышцы время от времени подергивались, ноги выпрямились, как палки. Следы вокруг свидетельствовали о том, что лошадь каталась в белесой каше, словно желторотый цыпленок в зерне во время своего первого кормления.
Рядом с двумя полуживыми лошадьми лежал Кавендиш и с отсутствующим видом жевал кусок копченого мяса.
Увидев, что разведчик еще в состоянии есть, Джаг немного воспрял духом. Механически работая челюстями, Кавендиш в левой руке держал мясо, а правой по-прежнему сжимал револьвер.
— Твое вертикальное положение раздражает меня, — сказал он, не поднимая головы. — Даже лошади оказались умнее тебя.
Решив не спорить, Джаг осторожно присел на корточки и попытался поймать взгляд разведчика.
— В этой пустыне есть что-то такое, что постепенно уничтожает нас, — мягко произнес он. — Я не знаю, что это, но уверен, что прав. Я чувствую это по себе… Это тепло, это приятно, но… — он сделал паузу и, резко повысив тон, выкрикнул: — Эта гадость убивает нас!
Кавендиш раздраженно поморщился.
— Если ты не перестанешь орать у меня над ухом, то убью тебя я! — пригрозил он. — Я же тебе несколько раз повторял: оставь меня в покое! Тебе это понятно?
Осознав, что его усилия убедить разведчика равносильны попытке мочиться против ветра, Джаг глубоко вздохнул, закрыл на мгновение глаза, затем встал и со всего размаха опустил рюкзак с консервами на голову своего товарища. На виске Кавендиша мгновенно образовался огромный синяк.
— Извини, — пробормотал Джаг, убедившись, что разведчик всего лишь потерял сознание. — Ты мне не оставил другого выбора…
После этого он попытался привести в чувство лошадей.
Гнедая, заржав, с трудом поднялась на ноги, но пегая, такая же упрямая, как и ее хозяин, напрочь отказалась даже пошевелиться. Джаг испробовал все: окрики, удары… Бесполезно.
Рассчитывать приходилось только на свою лошадь. Джаг погрузил на нее запасы питьевой воды, продовольствия и склонился над безжизненным телом разведчика.
— Ты, конечно, будешь злиться, что я оставил тут твою «сантехнику», — негромко сказал он, — но путь может оказаться долгим, и я не рискую брать с собой лишний груз. К тому же, ты сам знаешь, что в аду или в другом аналогичном месте от золота мало проку…
Сильным рывком Джаг поднял разведчика с земли и легко перебросил через седло.
Перед тем как двинуться в путь, он окинул взглядом останки незнакомца.
— Надо бы, конечно, похоронить тебя, — тихо произнес Джаг. — Но думаю, будет лучше, если я сэкономлю силы для своего спасения.
Еще раз проверив, не забыл ли он чего-нибудь важного, Джаг дернул за уздечку и направил лошадь на запад, в сторону заходящего солнца, как ему посоветовал негр.
В небе продолжали кружить стервятники.
Некоторые уже спускались к тому месту, где осталась лежать пегая лошадь Кавендиша.
ГЛАВА 5
Проглядывая сквозь редкие разрывы в облаках, красноватое солнце освещало на горизонте гряду невысоких дюн.
Это было необыкновенно красивое зрелище, но Джаг не имел возможности оценить его по достоинству. С каждым пройденным километром гнедая проявляла все большую строптивость. Джаг уже не вел лошадь, а буквально тащил ее за собой. До предела напрягая мышцы спины и ног, обливаясь едким, разъедавшим кожу потом, который, попадая в глаза, вызывал нестерпимую резь, Джаг снова видел себя рабом крестьян. Когда-то давно он с такими же усилиями тянул осточертевший плуг, лемех которого позвякивал, задевая мелкие камни, каких было множество на безлюдных полях.
Куда он направляется? И, главное, зачем?
Нужно быть действительно сумасшедшим, чтобы, потеряв голову, принять на веру слова человека, направившего на тебя ружье. Сумасшедшим или потерявшим всякую надежду, а возможно, одновременно и тем, и другим.
Вскоре белая масса стала более плотной.
Джаг тащился в ней, с трудом выдирая ноги из густой каши, сопровождая каждый шаг, каждый пройденный метр отрывистым хриплым стоном, который, словно равномерный звук метронома, определял ритм бессмысленного продвижения вперед.