– Как будто с тобой возможно спорить, – она с ироничной нежностью погладила его по рыжим волосам, по щеке, и Луциус, едва заметно улыбнувшись, взял ее ладонь, прижался губами и отпустил.
Графиня посмотрела на часы, а затем на любовника – уже с легкой укоризной.
– Полвосьмого утра, Лици.
– Вот именно, – Инландер тоже взглянул на часы. – У тебя пятнадцать минут, милая. Я в девять должен быть на завтраке в Форштадте, а днем – на памятных мероприятиях у могилы Магдалены.
– Пятнадцать минут для дамы на утренний туалет? – леди Лотта, несмотря на ворчание, уже вставала, накидывая роскошный кружевной пеньюар. – Ты меня за одного из своих гвардейцев держишь, Лици?
– Я и так дал тебе поспать. Поторопись, – невозмутимо велел его величество и пересел в кресло. – Лотти…
Она обернулась у входа в ванную комнату, подняла брови.
– Через год я устрою тебе такую свадьбу, что о ней еще век будут говорить, – пообещал он почти виновато. – А сейчас одевайся.
Часовня Белого Целителя располагалась в прибрежном имении Инландеров, на узкой каменистой скале, высоко поднимающейся из моря, что сейчас взбивало у ее подножия ледяную крошку. Построенная из белого камня, за годы расчерченного соляными узорами, почти вросшая в гранит, она, казалось, парила в воздухе.
Через двадцать минут после пробуждения леди Шарлотты в гостиной ее покоев появилась придворный маг Инляндии, выглядевшая еще более сонно, чем невеста. Виктория с невозмутимым лицом поприветствовала короля, улыбнувшуюся ей графиню и перенесла их к часовне. Леди Лотта, ступая рядом с будущим мужем и чувствуя, как уверенно он сжимает ее пальцы, краем глаза заметила сияние над головой, обернулась – волшебница двигала руками, и их с Луциусом вместе со строением накрывало несколькими хорошо видимыми переливающимися щитами.
У открытых дверей ждал старенький священник. Обветренное лицо его было покрыто морщинами, глаза выцвели, как бывает у тех, кто всю жизнь живет на море и всматривается в сияющий горизонт, но спина была прямой, и руки, которыми он благословлял гостей, – крепкими.
В белой часовне перед небольшой статуей змееногого Белого Целителя, покровителя страны и династии, леди Шарлотту Кембритч, графиню Мелисент, и его величество Луциуса Инландера назвали супругами. Король был сух и невозмутим, а вот графиню от обрядного речитатива, далекого и ровного гула моря и свиста ветра в узких окнах святилища все же пробрала нервная дрожь, закончившаяся только в тот миг, когда ее дрожащие пальцы почти до боли сжала крепкая рука. Луциус защелкнул у нее на запястье традиционный брачный браслет Инландеров в виде кусающей себя за хвост змеи, подождал, пока супруга сделает то же самое, и с несвойственной ему мягкостью прижал леди Лотту к себе, целуя. Священник деликатно отвернулся.
– Я все исправлю, – пообещал король, внимательно глядя ей в глаза. – Веришь, Лотти? Инлием клянусь, исправлю.
– Ты уже клялся, – прошептала она без упрека. – Не нужно, Луциус. Просто будь со мной. Я все вынесу, только не оставляй меня больше.
– Никогда, Лотти, – пообещал он уверенно. – Никогда.
Виктория вернула их домой и осталась дожидаться монарха в гостиной. Афишировать тайный брак не стоило, и новобрачные сняли с себя браслеты, сложили их в шкатулку, чтобы надеть через год, на официальной церемонии. Его величество, несмотря на стремительно приближающийся завтрак, королевские обязанности и прочие важные вещи, все оторваться не мог от супруги: то сидел, курил свои сладко пахнущие сигареты и смотрел, как она переодевается в домашнее платье, то целовал ее и с нежностью прижимал к себе, и слова признаний, неловкие, немного высокомерные, очень странно звучали в устах этого сухого человека.
– Я бы хотел провести этот день только с тобой, Шарлотта, – сказал он, когда времени оставалось совсем немного. Они стояли у окна, прижимаясь друг к другу, а снаружи наконец-то сквозь туман начало пробиваться зимнее солнце. – Но не могу. Вечером приду к тебе, отпразднуем.
– Я все понимаю, Лици. Иди в свой ужасный кабинет. Иди же, – вопреки строгому тону, леди Шарлотте хотелось улыбаться, и чувствовала она себя неприлично, невозможно молодой. И тоже не хотела никуда отпускать супруга. Его величество словно не слышал ее – рассеянно гладил по спине и курил.
– Ты моя жена, – проговорил он наконец. – Я так спокоен сейчас, Лотти. Мне кажется, я никогда не был так спокоен. Люблю ощущение, когда я знаю, что все сделал правильно. Как это ты согласилась после всего, что было?