— Знаешь, как с ним обращаться?
Я сглатываю, когда ловлю его, желудок проседает.
— Ты уверенна насчет этого?
— Просто направь этот конец на плохих парней, если мы вернемся на Эйвон.
— И кто же у нас плохие парни?
У нее нет ответа для меня, и на мгновение я вижу всю тяжесть того, что она сделала в ее глазах. Она перешла черту. Когда эти trodairí очнутся, они заявят о ее измене. Как и я, она никогда не сможет вернуться домой.
Джубили прочищает горло, а потом мы вдвоем вытаскиваем солдат без сознания на платформу, пряча их за грузовыми контейнерами. Это не продлится долго, кто-то найдет их, или иначе они очнутся самостоятельно и подадут сигнал тревоги. Но это даст нам немного времени. Пора придумать наш следующий шаг. Мы карабкаемся обратно на борт, и на этот раз Джубили заставляет меня сесть в кресле второго пилота. Она начинает щелкать переключателями, так быстро и так точно, что я почти не замечаю, как дрожат ее руки. Но я могу сказать по напряженной челюсти, что она не хочет говорить об этом, не хочет обрабатывать то, что она сделала. Она просто хочет двигаться дальше, и этого достаточно.
Шаттл содрогается, когда включается программа взлета, и чувствуется слабое движение, когда мы выезжаем на стартовую площадку. Джубили молчит, когда программирует что-то в режиме ожидания. Компьютеры захватывают власть. Опять все содрогается и раздается гул, а затем я вжимаюсь в кресло, когда мы выстреливаем в космос. Никто из нас не говорит, пока Джубили ведет нас вперед. Она следит за нашим курсом на выводе данных, шторки все еще закрыты. В конце концов, она успокаивается, переключив другую серию переключателей, и шум двигателя затихает до крошечного гудения, а огни кабины тускнеют.
— Ладно. — Она откидывается на кресло, положив ладони на ноги. — Мы достаточно далеко, и достаточно малы, что, надеюсь, сканирование будет считать, что мы еще один спутник, если мы остаемся не засвеченными.
— Они обнаружат нас, в конце концов, не так ли?
Она сглатывает.
— Да.
Я так сильно хочу потянуться к ней, обернуть ее руки своими руками и поблагодарить ее за то, что она бросила вызов своим людям ради меня, но я знаю, что она сделала это не только из-за меня. Теперь она верит в эту борьбу. Она знает так же хорошо, как и я, что спасение Эйвона важнее, чем ее люди или мои. И я знаю, что она не хочет, чтобы ее утешали.
Поэтому я прочищаю горло.
— Записка Мерендсена, — произношу я, разрушая тишину. — Может быть, у него есть что-то, что мы можем использовать.
Джубили тянет руку в карман, чтобы вытащить закодированное послание от Лили. Мы одновременно склоняемся, чтобы изучить сложенный листок.
Это печатное сообщение, подписанное рукописным переводом Мерендсена, нацарапанным между строк. Лили рассказывает обо всем, что у Джубили, похоже, ассоциируется с ее вечеринками, одеждой и отпуском — и, хотя некоторое осталось без перевода, другие части Мерендсен перевел поспешным почерком.
«У Валета есть доступ», — гласит оно. «Никаких записей о перемещении объекта на Эйвон. Но Валет нашел скрытые декларации десятилетней давности из неизвестного места в секторе, где разбился «Икар». Три партии и три пункта назначения. Коринф, Верона, Эйвон».
Бумага начинает дрожать из-за дрожащей руки Джубили. Она выросла на Вероне. И там тоже произошло восстание десять лет назад. Я протягиваю руку и обхватываю ее руку своей, укрепляя листок.
«КЛ» использует Эйвон как лабораторию, солдат как подопытных. Шепоты бы никогда не навредили им, ярость, должно быть, является побочным эффектом. Единственный способ остановить все это для Д и Ф — найти доказательство, которое можно предъявить галактике. Не позвольте моему отцу сделать такое с кем-нибудь еще».
Остальная часть послания Лили Лару — это снова бессвязные рассказы о вечеринках, как будто мода — это все, что ее заботит в этом мире. Джубили позволяет своей руке упасть, листок падает ей на ноги.
— Зачем он это делает? — Я не могу думать, фоновый гул двигателей разрушает мои мысли. — Что этот человек имеет против Эйвона?
— Не против самого Эйвона, — тихо отвечает Джубили, поднимая глаза, чтобы встретиться с моими. — Эйвон удобен. Далеко от галактического центра, слишком молодой, чтобы кто-то мог наблюдать за ним. Бесконечная война, обеспечивающая бесконечный запас испытуемых.
— Испытуемых для чего? — Разочарование заставляет голос сломаться. — Какая ему радость от того, что люди попадают под ярость?