Я не просто была захвачена идиотом с очаровательной ухмылкой. Меня захватил единственный выживший из семьи самой печально известной мученицы Эйвона. Рука, бедро болят от отсутствия пистолета. Если бы я могла сделать один выстрел, всего один выстрел, я могла бы положить конец этому циклу мести прямо здесь, прямо сейчас.
Но если то, что он говорит, правда, и его поступки это единственное, что мешает Макбрайду подстегнуть мятежников на тотальную войну, то убийство его ничего не решит.
— Я общаюсь с ними, — продолжает Кормак, когда я ничего не отвечаю. — Но тебе нужно дать мне некоторое время.
— Я должна поверить, что ты, брат женщины, которую мы казнили, действительно хочешь вытащить меня отсюда живой?
— Ты ее не убивала, — тихо отвечает Кормак. — Я не говорю, что мы с тобой когда-нибудь станем друзьями, но даже если бы ты подписала ее смертный приговор, это не путь к справедливости. Десять лет назад это не сработало, и сейчас это не сработает. Я знаю, нам нужен другой путь.
Я сглатываю, мышцы челюсти напрягаются. Где-то внутри меня шевелится боль, напрягаясь от связок контроля, которые запирают ее. Если бы я встала лицом к лицу к члену группы, несущей ответственность за смерть моих родителей, я не уверена, что я бы колебалась, прежде чем я вышибла бы их с лица любой жалкой планеты, на которой они оказались. На самом деле, я знаю, не стала бы.
— И что теперь? — спрашиваю я, наконец, тонким и слабым голосом.
— Мы ждем. И ты перестаешь пытаться найти выход из этой камеры, потому что я определенно не могу убедить их отпустить тебя, если нам придется застрелить тебя, пока ты будешь сражаться за выход из этого лагеря.
— Что? Как я могу…
— Будь добра. — Кормак указывает подбородком на порванный угол матраса. — Последнее, что мне нужно добавить к моему послужному списку, это «заколот матрасом», в дополнение к коктейльной шпажке.
Дерьмо.
— Хорошо, — говорю я сквозь сжатые зубы.
Его глаза смотрят на меня долгое время.
— Хорошо.
Я даю ему несколько минут, чтобы убраться, слушая его шаги, отступающие по коридору. После того, как все свет фонаря и звук шагов исчезли, я сползаю с матраса и снова возвращаюсь к работе с пружиной.
Дверь открывается, и я с рывком, в замешательстве просыпаюсь. Движение отзывается болью в ребрах, и я ахаю вслух, слишком озадаченная, чтобы скрыть это. Когда я заснула? Дерьмо… что мне делать…
— Вставай, у нас не так уж много времени. Ты можешь идти?
— Ромео, что…
— Сейчас же, — говорит Кормак настойчиво, его голос совершенно лишен обычной ленивой наглости. — Хватайся за мою руку, давай.
Я позволяю ему помочь мне встать на ноги, сдерживая стон, пытающийся вырваться наружу. Только после того, как он начинает тащить меня к двери, меня осеняет.
Он забирает меня, чтобы убить.
Мышцы напрягаются. Было бы умнее подождать, пусть думает, что я иду охотно, использовать элемент неожиданности. Но я все еще наполовину сонная, и мое тело — сплошной инстинкт. Я, закручивая, откидываю руку назад, готовая прижать его к спине.
— Ты перестанешь это делать? — Он изворачивается, едва отпрыгнув назад. У него с собой фонарь, но в основном он защищен. Только лучики света разбегаются, чтобы разбить сине-зеленое свечение дикого огня. — Я вытаскиваю тебя отсюда, тупая trodaire.
Мозг как будто бежит по беговой дорожке, смазанной смолой.
— Отсюда, — тупо повторяю я. — Твои люди передумали?
— Не совсем. — К его чести, он не пытается снова манипулировать мной, придерживаясь осторожного расстояния.
Я, запутавшись, смотрю на него. Я видела его убежище — не так много изнутри камеры, но я увижу гораздо больше этого, когда он поведет меня к безопасному месту.
Рот открывается, и я понимаю, что спрашиваю:
— Что другие мятежники сделают с тобой, когда узнают, что ты помог мне?
— Я надеюсь, что это будет выглядеть, как будто ты спаслась самостоятельно. Но я перейду этот мост, когда пройду по нему. Ты идешь?
Вспышка восхищения проходит через меня. Идти против собственного народа требует мужества. Конечно, если бы он был на нашей базе, его бы отправили под военный трибунал за неподчинение.
— Ты сумасшедший, — подчеркиваю я, стараясь не дрожать на молниеносном холоде.
— Тогда я в хорошей компании. — Он стягивает куртку и протягивает мне. — Пойдем?
На этот раз я не сомневаюсь. Я разворачиваюсь и позволяю ему надеть куртку на мои плечи, и вместе мы выскальзываем из камеры и выходим в коридор.