Я ловлю взгляд Турло Дойла, затем указываю взглядом в сторону Макбрайда, который перегруппировался и возвращается на платформу, без сомнения выясняя, как использовать мое возвращение в своей риторике.
Турло выступает вперед, прежде чем тот добирается до платформы.
— Пока мы все здесь, — приятно говорит он, — возможно, мы можем поговорить о спальных кварталах. — Он использует тот же обнадеживающий тон, когда обучает новую фианну, как устанавливать растяжки.
Я незаметно возвращаюсь в толпу, проскальзываю назад, чтобы отправиться на поиски своего двоюродного брата Шона.
Я нахожу его в классной комнате, которая представляет собой не что иное, как пещеру, смягченную коврами ручной работы, на которых можно сидеть. В ней находятся ящик с игрушками и несколько драгоценных, потрепанных учебников того времени, когда нам еще разрешалось вести торговлю. Это территория Шона — он учительствует, когда его нет на патрулировании или когда он не помогает планировать рейд. Я знал, что он будет здесь, держа детей подальше от гнева Макбрайда и разговоров о насилии в главной пещере. Он сидит в углу со своим пятилетним племянником Фергалом на коленях, окруженный группой детей — и парой девушек слишком взрослых для истории времен, но подходящего возраста для Шона — все лица повернуты к нему.
— Теперь вы знаете, что Тир-на-ног4 была землей вечной молодости, что по мнению большинства людей, звучит просто прелестно. Но Ойсин не был так в этом уверен. Вы знаете, сколько раз вы должны убирать свою комнату, когда вы живете вечно? Его девушка, Ниама, жила там, и именно она пригласила его остаться с ней. Он переехал довольно быстро, и решение вроде этого, ну… он должен был задать еще пару вопросов, прежде чем сделать это так молниеносно. Выяснилось, что их любимые команды по гравболу были заклятыми врагами, и они оба ненавидели заниматься стиркой.
Я узнаю сказку, это не богатое воображение Шона. Нам рассказывали такие истории в детстве наши родители, которые слышали их от наших бабушек и дедушек. Бьюсь об заклад, Джубили была бы удивлена, узнав, что мы пересказываем наши мифы и легенды, Шехерезаду и Шекспира, и истории с того времени, когда люди покинули Землю. Костюмы из «ТерраДин» и их холуи-вояки считают, что мы все безграмотные и необразованные. У меня с детства остались только туманные воспоминания о видеотрансляторах с яркими, пестреющими красками шоу на ГВ, и мне больно, что эти дети даже не представляют себе современные технологии. Возможно, у нас больше нет книг и головизиров, или официальных школ, которые есть у внеземных народов, но сами истории никогда не умрут. Прямо сейчас, я не хочу ничего больше, чем задержаться в тени и послушать.
Но вместо этого я шагаю вперед и ловлю его глаза, прежде чем дернуть головой в сторону коридора. Закругляйся ты мне нужен.
Он удивленно открывает рот, и на лице появляется облегчение. Даже какая-то часть Шона думала, что Макбрайд может быть прав, и я, возможно, в опасности. Он кивает, и я прислоняюсь к стене, чтобы дать отдохнуть ноге, пока я слушаю конец сказки.
— Так Ойсин ненадолго линяет домой на шаттле в Ирландию, а Ниама предупреждает его, что если он выйдет из своего корабля и коснется земли, он никогда не сможет вернуться. Единственное, что ему нужно сделать, это убедиться, что он не прикоснется к земле. Так что же делает этот дурачок? Он может и ленив, чтобы постирать свое белье, но он не может удержаться от хвастовства. Он забывает — или он не слушал, как некоторые люди, которых мы знаем, так ведь, Кабхан? — и выскакивает из шаттла, чтобы помочь парням передвинуть камень. И дальше он попадает на траву… — Шон замолкает, а дети наклоняются, а затем резко отскакивают назад, когда он хлопает в ладоши. — БАМ! Триста лет догоняют его, и он мертв как солдат в одиночном патруле. Таким образом, мораль этой истории такова: всегда убирайте после себя, и, конечно, никогда не убирайте за кем-либо еще. Это может быть смертельно опасно. Теперь, с глаз моих долой, прежде чем я спрошу, кто сделал свою домашнюю работу. — Они разбегаются, и он поднимает Фергала на руки с легкомысленной уверенностью, что освободился от всех них. Он находился у него полтора года с тех пор, как его брат и невестка погибли в рейде.
— Я почти уверен, что не было морали, когда мы изучали ее, — говорю я.
Он ухмыляется, не раскаявшись. Вот такой Шон — всегда усмехающийся, гладкий, как шелк.
— А должна была. Я так понимаю, ты испортил последнюю тактику Макбрайда? — Фергал тянется, чтобы схватить Шона за лицо, пытаясь с большой решимостью осмотреть внутри его ноздри.
— Ну, на текущий момент.
Шон наклоняется, чтобы забрать любимую игрушку племянника, странное, пухлое существо с крыльями и хвостом по имени Томас. Я никогда не был уверен, что такое Томас, но я знаю, что он сшит из одной из старых рубашек брата Шона, и Фергал никуда не уйдет без него. Умиротворенный, Фергал положил голову на плечо Шона, пока его дядя произносит.
— Я пыталась связаться с тобой, но ты не ответил. Полагаю, что сегодня было слишком много помех.
Наши радиостанции почти никогда не работают из-за атмосферы Эйвона, но не из-за этого я не ответил.
— Спасибо за попытку. Не волнуйся, я справлюсь с Макбрайдом.
— Ясного неба, брат, — таким образом он желает мне удачи. На Эйвоне никогда не бывает ясного неба, ни синего, нет и звезд. Но мы не теряем надежду, и мы используем эти слова, чтобы напомнить себе, что однажды появится чистое небо.
Я немного поворачиваюсь, чтобы он не увидел окровавленный бинт на штанине, с ярко-розовым сувениром от Ли Чейз. Я попрошу его вытащить его позже, но сейчас у нас есть более насущные проблемы.
— Забудь удачу. У нас нет времени ждать ясного неба. — Я наклоняю голову, чтобы поймать глаза племянника. — Фергал, иди в кроватку спать, мы придем и уложим тебя в ближайшее время. Мне нужна помощь твоего дяди.
Шон смотрит вниз на дно курраха, замолкая от ужаса.
— Флинн Кормак, иди ж ты. Макбрайд устроит вечеринку и использует ее голову в чаше с пуншем.
— Это возможность, Шон. Если военные когда-нибудь будут торговаться за кого-то, то это именно она. Если мы будем играть по правилам, мы сможем обменять ее на медикаменты, возможно, на некоторых наших людей у них в камерах… возможно, даже сможем иметь рычаги воздействия на планетарный обзор, который должен скоро пройти.
— Или она могла бы рассказать всем, кто ты и как ты выглядишь, и куда звонить, если они почувствуют желание сделать визит.
— Она не знает. — Я позволяю себе ухмыльнуться. -
Справедливости ради надо сказать, что она не совсем добровольно помогла управлять куррахом, направляясь сюда. Она ничего не видела, и мы можем сделать так же, когда она покинет нас.
— Ты, должно быть, шутишь. Флинн, это Ли Чейз. Мы не можем позволить ей вернуться. Думаешь, она не сможет рассказать им о тебе?
— Думаешь, я позволил ей просканировать свой генный маркер? — прерываю его я. — Я не сказал ей свое имя.
— Они никогда не обменяют ее. Они не торгуются. Макбрайд сказал бы, что такая просьба заставила бы нас выглядеть слабыми.
Слабыми. Почему это слабость — хотеть поговорить, прежде чем кого-то убить?
— Макбрайд не узнает.
— Ты серьезно думаешь, что есть шанс, что они нас послушают?
— Я серьезно думаю, что мы их спросим. Теперь помоги мне отнести ее куда-нибудь подальше, пока она не очнусь.
Мы вместе вытаскиваем ее со дна курраха, накидывая куртку на ее плечи, чтобы скрыть униформу. Я думал, что она будет мешать, но то, что лишило ее чувств на болоте, ударило ее еще сильнее, чем пары газа. Когда мы перемещаемся по коридорам к заброшенным пещерам внизу, мне приходится ловить ее голову, прежде чем она ударится о каменные стены.
Шон тихонько пыхтит, качая головой, давая мне понять, что у меня проблемы. И это тот парень, у которого есть коллекция фотографий, прикрепленная к каменной стене рядом с гамаком, со смеющимися женщинами из ярко освещенных миров, улыбающихся и позирующих на камеру. Или жены, или подружки или любовницы, я полагаю. Фотографии он снимает с тел солдат и прикалывает на стену, как отвратительные трофеи. Это то, что борьба делает с людьми. С такими, вроде Шона, который посвящает свое время обучению наших детей, но не может заставить себя видеть в солдатах людей.