Я закрываю глаза. Я могу перечислить тысячу причин, не звонить. И только одна причина, по которой я должна: я доверяю ему. Палец ударяет вниз, и я откидываюсь назад, закрыв глаза, ожидая звонка, который должен пройти через спутник ретрансляции надо мной и соединиться через гиперпространственную сеть.
После нескончаемой тишины, динамики издают крошечный треск, и свет проливается на мои закрытые веки.
— Что? — раздается угрюмый, раздраженный и сонный голос.
Я открываю глаза, и вот он здесь. С его стороны темно, как сейчас в моей комнате, но я понимаю, что он подсвечен свечением экрана компьютера. Мрак заставляет его казаться бледным и призрачным.
Несмотря на слабое освещение, он выглядит хорошо. Лучше, чем я помню. На нем нет рубашки, и его личные жетоны пропали. Он позволил своим волосам отрасти, и есть какая-то легкость в нем, которая не помнится, чтобы была раньше. Как будто он нашел то, что искал, то, что искал любой из нас, в окопах, бункерах и болотах.
— Сэр, — заговариваю я, и горло внезапно пересыхает.
Его глаза открываются еще немного, моргая от света.
— Ли? — Он чуть приподнимается.
Приглушенный, сонный голос приходит через динамики — не его голос:
— Тарвер, — зовет кто-то раздражительно. — Возвращайся в постель. — С ним в комнате находится еще кто-то. Какая-то женщина.
Мерендсен смотрит через плечо, но его камера показывает мне только тьму за его пределами.
— Спи, Лили. — Несмотря на грубые слова, в его голосе сквозит нежность, которая, как ни странно, заставляет мое сердце сжаться. Я чувствую, что мое лицо теплеет — я никогда не ожидала услышать такой тон от него. Вдруг становится интересно, что я прервала. Он, насколько я понимаю, может быть голым на другой стороне экрана, камера показывает его только по грудь.
Затем он возвращается ко мне, хмурясь, и нежность перерастает в пользу раздражения от пробуждения.
— Ли, ты хоть представляешь, сколько здесь времени?
Я не думала проверять разницу во времени. Я вообще не думала от отчаянной необходимости увидеть лицо, которому, как я знала, я могу доверять.
— Извините, сэр. — Он больше не военный, но я никогда не смогу обратиться к нему иначе.
Теперь, когда он проснулся, я вижу, что смущение начинает выступать на его лице. Я не могу винить его. Мы не служили вместе в течение года, не разговаривали друг с другом девять месяцев.
— Что происходит, Ли?
Я колеблюсь, прислушиваясь к звукам в комнате позади него. Я ничего не слышу, но я хорошо осведомлена о дочери Родерика Лару, лежащей в постели Мерендсена, слышащей каждое мое слово.
— Есть ли еще одна комната, в которую вы можете переместиться?
Мерендсен ненадолго замолкает.
— Она спит. Все хорошо.
Я качаю головой, сглатываю, не смею говорить.
Глаза Мерендсена слегка прикрыты, смотрят на меня на экране, а не в камеру. Я поднимаю свой собственный взгляд к камере над экраном, чтобы он мог посмотреть в мои глаза.
Он ничего не отвечает, но отталкивается от стола и встает на ноги. Оказывается, он одет, на нем брюки с завязками, которые низко висят на бедрах, но я могу сказать, что вытащила его из кровати. Он оставляет непосредственный круг света от монитора, и по мере того, как камера автоматически настраивается, все, что я вижу — это фигуру, переходящую к кровати и опирающуюся на нее. Я слышу, как Лили Лару издает плаксивый звук протеста, вижу, как протягивается пара рук, пытаясь притянуть его к ней.
Тихий разговор. Мягкий смешок Мерендсена. Вздох капитуляции. Молчание. Затем мягкий, безошибочный звук прощального поцелуя.
Он возвращается к компьютеру.
— Одну секунду. — Происходит толчея шума и света, и я понимаю, что его компьютер является мобильным устройством, что у него он только один, что он не где-то с экранами в каждой комнате.
Толчея прекращается через минуту, и я снова вижу его лицо. Его камера размывается и переориентируется, приспосабливаясь к другому уровню света, и оказывается, что он вышел на улицу. Стоит ночь, пейзаж за ним серебристо-синий с лунным светом. Я вижу поле цветов.
— Ладно, Ли. — Мерендсен делает один из тех глубоких вдохов, которые как я знаю, установка на спокойствие. — Скажи мне, что происходит.
Горло так сильно сжалось, что я не могу вымолвить ни слова. Он одновременно какой-то другой и точно такой же, что я чувствую странную застенчивость, накрывающую меня, которая не касалась меня с тех пор, как я покинула Верону.
Он наклоняется вперед.
— Ты действительно позвонила мне посреди ночи, чтобы пялиться на мою кровать?
Этот юмор настолько знаком мне, что сердце начинает ныть. Я снова качаю головой.
— Сэр, я все еще могу вам доверять? То, что вы сказали мне, когда вас перевели, это все еще правда?
Мерендсен кивает.
— Всегда Ли. — Его голос тверд, такой, каким я его помню. Голос настоящего лидера. — Всегда, ты слышишь меня?
Перед глазами все размывается, как будто я тону и пытаюсь набрать достаточно воздуха.
— Ваша невеста. Что вы о ней знаете?
— Я знаю о ней больше, чем кто-либо другой, Джубили, — отвечает он, хотя его тон осторожен. Он намеренно использовал мое полное имя. Он знает, что только моя семья называла меня так, знает боль, которую это причиняет — он проверяет меня. Я же проверяю свою решимость, насколько сильно мне нужна его помощь. — Почему ты спрашиваешь меня о Лили?
Я поднимаю подбородок и вглядываюсь в отверстие камеры.
— Мне нужна информация о корпорации ее отца.
— Ты хочешь, чтобы я шпионил за будущим тестем?
Я стараюсь не съежиться, услышав эти слова, и сожалею, что вообще позвонила своему старому капитану.
— Нет, сэр. Я имела в виду…
— Потому что мы с Лили очень хорошо справляемся с этим.
Я хлопаю глазами, глядя на экран, удивление лишает меня дара речи.
— Ты не хочешь связываться с «Компанией Лару», Ли. Во что бы ты ни влезла, просто… отпусти. Борись со своими инстинктами и отойди.
— Я не могу. Люди умирают, и я думаю, что это из-за «КЛ». У меня был кое-кто, но его больше нет. Это только я, сэр. Больше никто не занимается этим.
— Ли, — произносит он медленно, его голос смягчается, чтобы соответствовать моему. — Где ты?
— На Эйвоне.
Он отвечает не сразу, но выражение его лица меняется. Хотя я не могу понять, почему, но я замечаю страх в его взгляде. Беспокойство. Каким-то образом, через миллионы световых лет между нами, он видит эхо того, что происходит здесь на моем лице.
— На Эйвоне? — повторяет он, наконец, его голос становится суровым. — Ты все еще на Эйвоне?
Я киваю, не доверяя своему голосу. Мне хочется плакать от облегчения. Пока Флинн не вошел в мою жизнь, я не плакала с Вероны. Теперь, кажется, что я просто хранила потоп слез к этому моменту. Но Мерендсен — последний человек в мире, перед кем бы я хотела плакать.
Он качает головой.
— Никто не продержался там больше месяца или около того… я едва продержался два.
— Я в порядке, — вру я. — Но их планетарный обзор с Советом не за горами, и здесь все накаляется. И «Компания Лару» может быть вовлечена.
— Что случилось?
Я хочу рассказать ему о невозможной исчезающей базе, которую я видела с Флинном на болоте, но слова не складываются.
— Ярость. — Начинаю я вместо этого. — Становится все хуже. Более сильная.
— Убирайтесь оттуда, — мгновенно отвечает он. — Уходи. Запроси перевод. Беги в САМОВОЛКУ, если придется.
— В САМОВОЛКУ, — повторяю я, и голос обрывается. Такое впечатление, как будто пол подо мной встает на дыбы. — Сэр, я не…
— Ли, ты не ошибаешься. О Лару. — Голос Мерендсена мрачен, глаза темнеют. — Я видел документы, которые упоминали Эйвон примерно в то время, когда я встретил Лили. Я предполагал, что его эксперименты там были давно закончены. Я считал, мы прекратили их.
— Какие эксперименты?