Не то чтобы я возражал против снега.
В первую зиму после условно-досрочного освобождения я проводил много времени на маминой веранде, глядя на гладкий, покрытый снегом двор. В снеге был покой. Чистое одеяло, оно стирало смерть осени. Может быть, этой зимой я почищу стол для пикника в зоне барбекю за гаражом и буду проводить там свои обеденные перерывы.
В те дни, когда офис будет слишком похож на клетку.
— Привет, Исайя.
Я выключил воду и отвернулся от раковины, когда подошла Брайс. Она подняла пакет с обедом, на котором было написано мое имя.
— Спасибо.
— Конечно. Я не хотела, чтобы он размок.
Я заказал чизстейк, и примерно через тридцать минут хлеб размяк. Я все равно съел его. Мокрый хлеб был лучше, чем любая еда, которую я ел в тюрьме.
Брайс не вернулась в кабинет, а села на круглый покатый табурет в нескольких футах от меня. Она заправила пальцы в рукава своего свитера.
Похоже, мы обедаем вместе.
Я пододвинул еще один табурет и влез в свой коричневый бумажный пакет. — Ты поела?
Она покачала головой. — Я заказала куриный салат, что в то время казалось хорошей идеей, но запах меня достал. Видимо, этот ребенок любит только красное мясо.
Мой чизстейк был разделен на две части в алюминиевой упаковке. Я протянул одну половину. — Хочешь?
— Ты не против?
— Принеси мне потом свой куриный салат, и мы договоримся об обмене.
— Договорились. — Она вгрызлась в сэндвич и откусила огромный кусок, застонала, когда жевала, затем проглотила. — Женевьева сказала, что ты из Бозмана. Я этого не знала.
— Ага. — Я набросился на свой сэндвич, уже жалея, что не пошел в офис, когда позвала Прес. От вопросов было легче уклониться в группе. Один на один с Брайс? Я был в полной заднице.
— Там я выросла.
Моя челюсть остановилась. Мои плечи напряглись. Она знала? Она не могла знать, верно? — Мир тесен.
— Особенно в Монтане. Сколько тебе лет?
— Тридцать один.
— О. Мне тридцать пять. Мы просто разминулись в старших классах.
В Бозмане была только одна. — Возможно, ты знаешь моего старшего брата. Кейна Рейнольдса?
Ее глаза расширились. — Кейн Рейнольдс — твой старший брат?
— Э.…да. — Черт. Зачем я это сказал? Я был чертовым дураком. Я открыл дверь в свое прошлое.
На щеках Брайс проступил румянец, и по ее лицу расплылась ухмылка. — Кейн был на год старше меня, но я его знала. Думаю, все девочки его знали.
Ничего удивительного. Большинство девочек в старшей и средней школе были влюблены в моего брата. У Кейна был классный вид, не требующий усилий. У него не было ни одной неправильной кости в теле. Если у меня был ужасно неловкий подростковый период, то Кейн его пропустил.
Он был ребенком, который не принадлежал ни к чьей клике, потому что у него была своя собственная клика. Ему никогда не нужна была компания друзей, как мне. Он привык. Он был доволен одиночеством.
Я не останавливался ни перед чем, чтобы быть в центре внимания в старших классах. Я был мальчишкой, который брал на себя все дерзости. Мальчиком, который затевал драки, когда это было необходимо. Клоуном, которого учителя боялись увидеть в списке.
Это было до Шеннон.
Теперь я был более замкнутым, чем когда-либо был Кейн.
— Я была влюблена в него больше всех, — призналась Брайс.
— Большинство девочек тоже.
— Как у него дела?
— Хорошо. Счастлив. Он живет в Ларк Коув, на берегу озера Флэтхед, со своей женой.
— Рада это слышать. — Она улыбнулась. — В следующий раз, когда будешь с ним разговаривать, передай ему привет от Брайс Райан.
— Я так и сделаю. — Я откусил еще кусочек, яростно жуя, желая держать рот набитым, чтобы мы не начали больше говорить о моей жизни.
Возможно, я уклонился от этой пули. Брайс, похоже, ничего не знала об аварии. Надеюсь, она не стала бы копать.
Я приехал в Клифтон Фордж, чтобы убежать от своего прошлого, а не говорить о нем. В Бозмане было слишком много призраков. Слишком много плохих воспоминаний. Здесь, по большей части, никому не было до этого дела.
Кроме Женевьевы.
В последнее время она была тихой и отстраненной. Я ранил ее чувства в прошлом месяце, когда отказался отвечать на ее вопрос, и я ненавидел себя за это.
Она заслуживала знать, что за мужчина спит на диване рядом с ней каждую ночь. Но каждый раз, когда появлялось окно, я не мог заставить себя заговорить.
Она бы осудила меня, и совершенно справедливо. Я был трусом и не хотел видеть в ее глазах страх или осуждение — только не от нее. Или, что еще хуже, жалость. Женевьева знала, что я был в тюрьме, но она никогда не спрашивала, за какое преступление. С тех пор как я оказался в хижине, она возвела меня на пьедестал. Она считала меня хорошим человеком.
Я им не был.
Но, черт возьми, было приятно почувствовать себя достойным. Быть достойным такой женщины, как Женевьева, было ничем иным, как чудом.
Я не был готов отбросить чудо вместе с правдой.
У входа хлопнула дверь машины. Снаружи перед офисом припарковался черный Chevy Blazer. Вероятно, это была еще одна простая работа. Может быть, кто-то хотел поторопиться с заказом шин для снега.
Я проглотил кусочек и отложил сэндвич в сторону, готовый выйти и поприветствовать клиента, когда я поднял глаза, то мое сердце упало.
— Мама?
Она не слышала меня. Она была на пути в офис.
Я поспешил через магазин, уворачиваясь по пути от деталей и инструментов. — Мама!
Она повернула голову, и улыбка озарила ее лицо. — Привет.
— Привет. — Я притянул ее к себе, чтобы обнять, и она поцеловала меня в щеку. — Что ты здесь делаешь?
— Прошли месяцы с тех пор, как я тебя видела. Когда я звоню, ты всегда так занят работой. Я взяла выходной и решила нанести тебе неожиданный визит. Ты можешь показать мне мотоцикл, над которым ты работал. Может быть, после того, как ты освободишься, мы сходим куда-нибудь поужинать.
— Ну...конечно. — Все, что обычно было бы хорошо.
За исключением того факта, что через несколько часов моя жена будет дома.
Черт. Женевьева спросила меня, рассказал ли я своей семье о нашем браке. Я уклонился от ответа, потому что все еще не сказал им.
Мама и Кейн были прошлым. Женевьева была настоящим. Я делал все, что было в моих силах, чтобы не допустить их сближения. Это было бы слишком болезненно для всех нас.
Когда мама узнает, что я месяцами скрывал от нее свой брак, она будет уничтожена. Какого черта я делал? Я должен был позвонить ей из мотеля в брачную ночь. Разве я не причинил ей достаточно боли?
Может быть, если бы я сначала добрался до Женевьевы, представил ее как свою девушку, мы могли бы пощадить мамины чувства. Женевьева была бы в ярости, но в схеме вещей весы не были уравновешены. Я мог пережить разочарование Женевьевы. Я бы не стал нагружать маму еще больше.
— В данный момент я очень занят. — Я взял ее за локоть, разворачивая к машине. — Что, если ты пойдешь по магазинам? Убьешь пару часов. Я постараюсь выехать пораньше. В центре города есть несколько хороших мест. И хорошая кофейня тоже.
— Отлично. — Мама сияла. Сюзанна Рейнольдс была чистым солнечным светом. Она плыла по течению, как только может быть. Она обладала крутой атмосферой и, несомненно, передала ее Кейну.
В основном, она любила своих сыновей. Даже после всего, через что мы с Кейном заставили ее пройти, она обожала нас.
Моя задача в жизни заключалась в том, чтобы не причинять ей больше стресса. Если это означало разозлить Женевьеву, я принимал удар на себя.
— Прости, мама, — сказал я. — Я бы хотел уйти сейчас, но...
— Не извиняйся. Я знала, что ты будешь работать, когда решила приехать. Я собираюсь исследовать и посмотреть твой новый город. — Она встала на цыпочки, чтобы снова поцеловать меня в щеку. — Рада тебя видеть.
— Я тоже. — Я обнял ее за плечи.
Мы были уже почти на улице у дверей Блейзера, когда из магазина донесся голос.
— Привет.
Черт возьми. Я забыл о Брайс.
Она направилась к нам, протягивая руку. — Я Брайс Слейтер.