— Хорошо. — Я кивнула.
— В хижине было несколько вещей, которые мы связали с жертвой. Мы думали, что это ожерелье тоже его. Но оказалось...
Я подняла глаза, чтобы встретиться с его взглядом. — Это не так.
Как мамино ожерелье оказалось в той хижине? Я не надевала его в ту ночь. Я бы запомнила.
Я не надевала украшения на сон. Единственным исключением было мое обручальное кольцо. В ночь похищения я была в пижаме, с умытым лицом и вычищенными зубами, готовая ко сну. Кроме того, мама никогда не давала мне это ожерелье.
Последний раз я брала его в Денвере — когда? Мама одолжила его мне в колледже для третьего свидания. Свидание прошло ужасно, потому что парень выложил всего двадцать баксов за дешевую пиццу и решил, что этого достаточно для секса. Когда я отказала ему, он надулся и сказал, что больше не жди от меня вестей.
На следующий вечер мама пригласила меня на свидание между матерью и дочерью, с приличной пиццей, и я вернула ей ожерелье. Я дразнила ее, говоря, что это плохая примета.
Это был последний раз, когда я носила это ожерелье, я была уверена в этом.
Я отдала его обратно.
— Есть идеи, как оно туда попало? — спросил Маркус.
— Нет. — Черт. Я должна позвонить Джиму. Мне нужно было заткнуться и позвонить Джиму. Но откуда Маркус узнал, что это мамино ожерелье?
Мой позвоночник затрещал. Именно поэтому я была здесь, верно? Потому что он знал, что это ожерелье принадлежало маме, и привел меня на допрос. Означало ли это, что он знал, что я была в той хижине?
Или это была тактика — заставить меня ждать в этой комнате в течение часа, прежде чем войти, чтобы задать короткие, наводящие вопросы, которые загнали бы меня в угол? Я перемотала наш разговор назад, воспроизводя каждое свое слово и тщательно взвешивая их.
Если бы Маркус не знал, что это ожерелье принадлежало маме, я бы ему сказала.
Маркус Вагнер не был другом. Шеф был не на моей стороне.
Это означало, что я закончила разговор.
Почти.
— Как вы узнали, что оно принадлежит моей маме?
Он выдержал мой взгляд, не решаясь ответить. Он как будто оценивал меня, как будто знал, что я только что определила его как врага. — Фотография в газете.
Черт. На одной из фотографий, которые Брайс напечатала в сегодняшней газете, была фотография мамы в этом ожерелье.
Я была здесь, потому что у Маркуса появилась новая зацепка по пожару в хижине. Он, конечно, действовал быстро. Газете не было и двадцати четырех часов.
Кто-то подбросил это ожерелье. Кто-то, кто хотел свалить вину за пожар и убийство на меня. Возможно, это был тот же человек, который убил мою мать и похитил меня и Брайс.
Тот же человек или люди, которые убили отца.
Воины.
— Согласно записям ваших кредитных карт, вы были в Монтане в тот день, когда сгорела хижина. Вы прилетели в Бозман накануне вечера.
Воздух покинул мои легкие. Я кивнула.
— Почему?
Я сделала глоток воды из чашки "Дикси". Было ли это показательно, что мне нужна вода? Неужели только виновные люди пьют из этих маленьких бумажных стаканчиков? Я поперхнулась водой. — Я пришла посмотреть на мамину могилу. Я еще не была здесь.
— А ты была?
Нет. Меня забрали и запихнули в багажник.
Но я не могла рассказать Маркусу о похищении. Была причина, по которой я не обратилась в полицию, и этой причиной был мой муж.
— Женевьева? — спросил Маркус, когда я не ответила.
— Меня обвиняют?
Его рот сжался в твердую линию. Даже усы не могли скрыть его раздражения. — Нет.
— Тогда я хотела бы уйти. — Я отодвинула стул и встала. — Мне неудобно говорить без присутствия моего адвоката.
Я предполагала, что через день-два снова окажусь в этом кресле в качестве главного подозреваемого в расследовании поджога и убийства.
Юридическая школа должна была подождать.
Мои проблемы были далеки от завершения.
Маркус тоже встал, забирая ожерелье. Сумка вернулась в его карман, когда он открыл дверь и махнул мне рукой в коридор.
Проход через зал был тихим, кроме наших шагов. Все столы были пусты, как и тогда, когда я пришла. Единственным человеком здесь был офицер, стоявший впереди.
— Тихий день. Вы работаете по воскресеньям? — Разве это не то, чего начальник полиции должен избегать?
— Обычно нет. Но сегодня — исключение.
То, что он увидел эту фотографию, тоже было для него неожиданностью.
Маркус подошел к двери, ведущей к выходу. Он открыл ее для меня, кивнув на прощание.
После этого я была свободна. Я могла выйти через парадную дверь. Почему же мне казалось, что все это обман? Я была уверена, что в любой момент шеф вызовет меня обратно и скажет, что я больше никогда не буду свободна.
Я ускорила шаги, протиснулась через наружную дверь и вышла на яркий солнечный свет. Как только мои глаза адаптировались к свету, я заметила человека, в котором больше всего нуждалась.
— Ты здесь. — Я бросилась в объятия Исайи.
— Я был здесь с той минуты, как поговорил по телефону с Джимом. — Он указал на тротуар, где стоял Джим, разговаривая по телефону.
Он увидел меня и поднял палец.
Я вдохнула запах Исайи. Он стоял на солнце, одетый в черное. Под чистой тканью его футболки ощущался запах пота. Один вдох, и мой пульс замедлился.
— Ты в порядке? — спросил он.
Я покачала головой. — Не совсем.
Джим бросился ко мне и вырвал меня из объятий Исайи, обняв меня сам. — Что случилось?
— Честно? — Я бросила взгляд на станцию. — Я не уверена. Что-то не так.
Жуткое чувство ползло по моей коже. Волосы на затылке встали дыбом, как будто кто-то наблюдал за мной. Я отпустила Исайю и оглядела стоянку. Там стояли моя машина, внедорожник Джима и мотоцикл Исайи; в остальном там было пусто, если не считать нескольких полицейских машин.
Но неприятное ощущение не проходило.
Мне чего-то не хватало. Нам всем не хватало чего-то, и так было уже несколько месяцев.
— Что? — спросил Исайя. — Что это?
— Я не знаю, — пробормотала я.
— Они предъявили тебе обвинение? Допрашивали тебя? — спросил Джим.
Я кивнула. — Нет, и да. Я ответила на несколько, но потом отказалась продолжать, если вы не будете присутствовать.
— Хорошо, — сказал он. — В следующий раз вообще не ходи.
— Простите. Мне было любопытно, и я не подумала.
— Давай поедем в фирму и все обсудим, — сказал Джим.
— Мы можем сделать это завтра утром? Я.… мой мозг поджарился, и я эмоционально разбита. — Прежде чем говорить о чем-либо с Джимом, я хотела обсудить это с Исайей.
— Хорошо, — согласился Джим. — Но первым делом завтра утром.
— В восемь часов.
— Отдохни немного. — Он сжал мою руку, кивнул Исайе и пошел к своей машине.
Я не была уверена, что меня беспокоит, но я не собиралась выяснять это на парковке полицейского участка. Поэтому я взяла Исайю за руку и прошептала: — Давай уедем отсюда.
ГЛАВА 26
ИСАЙЯ
Дэш стоял рядом с дверью офиса, когда мы въехали в гараж. Его руки были скрещены, а лицо лишено выражения.
Он был зол.
Как и я.
Женевьева припарковалась на своем месте, а я притормозил рядом с ней на своем мотоцикле. Прежде чем у нее появился шанс, я открыл ее дверь и протянул руку, чтобы помочь ей выйти. Ее ноги только ступили на тротуар, когда два других мотоцикла помчались по улице, наполняя парковку своим грохотом.
Выражения Эммета и Лео совпали с выражением Дэша.
Я взял Женевьев за руку и повел ее в магазин. Дэш уже открывал дверь первого отсека.
— Ты позвонил им? — спросила она.
— Да. — Дэш был моим вторым звонком после Джима. Потом я написал ему перед тем, как мы с Женевьевой покинули отделение, что мы в пути.
— Ты в порядке? — спросил Дэш у Женевьевы, разжимая руки, когда подошел к ней.
На мгновение мне показалось, что он обнимет ее. Он колебался, раздумывая, а потом вырвал ее из моих объятий. Он обхватил ее, крепко сжав. — Прости, что так получилось.