Там была деревянная дверь и качели на крыльце.
Когда мы подошли к ней вечером, качели светились от верхнего света.
— Я буду вон там. За тем кустом. — Исайя указал вперед. До дома оставалось четыре дома.
— Хорошо.
Три дома.
— Я люблю тебя, — прошептал он.
— Я тоже тебя люблю.
Два дома.
Мое сердце бешено колотилось.
Один дом.
Исайя остановился, вырвал свою руку из моей хватки и мягко подтолкнул меня вперед.
Никто из парней не подходил к дому, пока я не была там. Они не хотели рисковать, чтобы не сработала световая сигнализация, пока Маркус был внутри.
Тогда, пока я разговаривала с Маркусом у входа в дом, Дэш и Лео врывались через заднюю дверь. Исайя не хотел выпускать меня из виду, поэтому Дэш решил спрятаться за боковой дверью дома.
Я глотала воздух, делая один шаг за другим, пока не оказалась у основания тротуара, ведущего к входной двери. Я сжала руки в кулаки.
Я могу это сделать.
Я сделаю это для Исайи. Я сделаю это для папы. Я сделаю это для мамы.
Пошел ты, Маркус Вагнер.
Там, стоя прямо перед его домом, я знала, что смогу это сделать. Он украл у меня родителей. Если был шанс заставить его заплатить, я им воспользуюсь.
Я хотела сделать это.
Я сделала один шаг и уловила движение сбоку от себя. Исайя прокрался на лужайку между домом шефа и соседским домом. Его шаг совпадал с моим, но он старался не выходить слишком далеко вперед.
Когда я подошла к крыльцу, он спрятался за высоким кустом, полностью скрытым от глаз. Маркус мог увидеть его, только если бы он вышел на улицу и прошел половину тротуара.
Но он мог видеть меня. Исайя был там, наблюдая. Даже на расстоянии я могла опереться на его силу.
Я ступила на крыльцо и вышла на свет. И прежде чем я успела усомниться в себе, я ткнула пальцем в кнопку дверного звонка.
Мгновение спустя изнутри зажегся свет, осветив передний эркер.
Мои руки дрожали. Вот и все.
Замок на двери щелкнул, и в дверной проем вошел Маркус. Он был одет в то же самое, что и в участке, — рубашку на пуговицах и джинсы, но концы рубашки были расстегнуты и помяты.
— Женевьева? — Он сузил глаза и расправил плечи, уже настроившись на защиту.
Проклятье. Я была настолько вне игры. — Привет.
Это то, что я хотела сказать? Привет?
Мы были в жопе.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он.
Не было смысла вести светскую беседу. Дэш посоветовал мне перейти к делу. В конце концов, мы собирались сделать сюрприз. Поэтому я стряхнула с себя грусть и представила мамино лицо.
— Ты любил ее.
Он моргнул.
— Ты любил ее. И ты убил ее, потому что она любила Дрейвена.
Один шаг, и он был снаружи, закрывая за собой дверь. Я отступила на край единственной ступеньки крыльца. Как и предупреждал Исайя, я не могла подпустить его слишком близко, потому что Маркус Вагнер не боялся ударить женщину.
— О чем ты говоришь? — усмехнулся он, его голос затих. Его жена, должно быть, внутри.
Время для лжи.
— После того как ты привел меня сегодня в участок, я задумалась. Мама рассказывала мне о мужчине, с которым она встречалась. Ли. Я мало что о нем знала, но мама говорила, что у них все серьезно. Ты показал мне это ожерелье, и я поняла, что после ее смерти я ни разу не просматривала ее вещи. Это было слишком больно.
Его глаза расширились, едва заметно, но я уловила это. Вина. Этот гребаный мудак был виновен.
Этот блеф должен был сработать. Он должен был сработать. Мое сердце забилось быстрее, но я изо всех сил старалась сохранять внешнее спокойствие.
— Сегодня я просмотрела ее вещи, — сказала я. — Ее украшения. Ее записные книжки. Ее фотографии.
— И?
— Почему она назвала тебя Ли? Это из-за твоей жены? Ты обещал оставить ее ради мамы?
Маркус поджал губы. — Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Завтра Брайс выпустит специальный выпуск газеты, в котором расскажет о тебе как о мамином бойфренде и предположит, что это ты убил ее. Она включит в него фотографии, которые я нашла, где ты с мамой.
Он насмехался. — Ты лжешь.
Да, я лгу.
По иронии судьбы, наш план состоял в том, чтобы использовать полицейскую тактику. Я бы притворилась, что у меня есть улики, которых у меня нет, в надежде, что Маркус подтвердит хоть что-то, чтобы доказать свою причастность.
По сути, он сделал то же самое со мной сегодня. Может быть, любопытство Маркуса тоже возьмет верх.
Я рассчитывала на это, а также на его высокомерие. В конце концов, ему это сходило с рук целый год.
— Думаю, ты узнаешь об этом завтра, когда разносчик газет выбросит твой экземпляр на тротуар.
Его взгляд стал жестче, когда он приблизился. Он подходил слишком близко, Исайя, несомненно, ругался, но я отказывалась сдвинуться с места. Я смотрела ему в глаза и не моргала. Я не дышала. Мое тело было статуей, которую он не смог бы игнорировать.
Даже если все провалится, даже если он затащит меня в тюрьму, Брайс собирается написать статью. Это будет не завтра, но как только она сможет собраться с силами.
Она сделает все, что в ее силах, чтобы осудить шефа. По крайней мере, она воспользуется своей газетой, чтобы он никогда больше не был назначен на свою должность. И она позаботится о том, чтобы у жены Маркуса было достаточно сомнений, чтобы задать несколько неудобных вопросов о том, куда он исчезал в те выходные, когда был с мамой.
Мне было неприятно, что мама была с другим женатым мужчиной, но со своими чувствами по этому поводу я разберусь позже. Может быть, она не знала. Я дала бы ей повод для сомнений.
Я сосредоточилась на взгляде Маркуса, на том, чтобы выдержать взгляд этого убийцы. — Тебе следовало убить меня, когда ты держал меня на той горе.
Он вздрогнул.
Да, засранец. Мы все знаем, что это был ты.
— У тебя нет никаких доказательств.
— У меня есть, — ответила я. — И я позабочусь о том, чтобы их было достаточно.
Маркус наклонился вперед, почти как будто собирался дотянуться до меня. Но затем он сжался, его плечи глубоко опустились. На моих глазах этот человек, которого я когда-то считала таким честным и справедливым, сморщился.
Перемена застала меня врасплох. Я пошатнулась, отступив на дюйм назад и оступившись на ступеньке. Что он делал? Это был трюк? Я не сводила с него глаз, пока он проводил рукой по усам и отступал к качелям на крыльце.
— Я устал. — Он опустился на сиденье, его форма помялась. Я не заметила темных кругов под его глазами в отделении, но теперь, когда я посмотрела, он был измотан. Уставшим.
По иронии судьбы, это было то же самое слово, которое отец использовал перед смертью.
Целая жизнь в борьбе истощила их обоих.
Маркус был виновен. Это было ясно как день для любого на этом крыльце. Только я была здесь единственным человеком, и то, что я получила от него, не было признанием.
Я сделала шаг вперед, убедившись, что нахожусь вне его хватки, но достаточно близко, чтобы не пропустить его в микрофон. — Ты любил мою маму?
Он не подтвердил это раньше, но я хотела знать. Может быть, потому что разбитое сердце было легче проглотить как мотив, чем то, что Маркус соблазнил маму только для того, чтобы добраться до Дрейвена.
— Да, — признался он. — Я всегда любил ее.
— Почему ты убил ее?
Он опустил взгляд на землю. — Я полагаю, это записывается.
— Да. — Не было смысла лгать. Либо он замолчит, и я окажусь в том же месте, где была целый год, либо он сдастся и заговорит.
Сдайся. Пожалуйста. Просто сдайся.
Разве он не устал бегать? Разве он не устал прятаться?
— Почему? — спросила я снова, а затем затаила дыхание в ожидании ответа. В моем голосе звучало отчаяние.
Он изучал мое лицо, как и сегодня в участке. — Ты похожа на нее. И на него.
Лицо Маркуса осунулось, и он отвернулся от меня.
— Это было из-за Дрейвена, верно? — спросила я.