Франция и Германия на протяжении десятилетий неоднократно брали на себя эту роль. Идти впереди — не значит исключать. Двери открыты для всех. Жесткая критика, которой подвергается их инициатива прежде всего со стороны Великобритании, центрально- и восточноевропейских стран, объясняется и тем провоцирующим обстоятельством, что продвижение к общей внешней политике и политике безопасности, инициируемой европейским ядром, пришлось на тот благоприятный момент, когда во всей Европе подавляющее большинство населения отвергло участие в иракской авантюре Буша. Этот момент сослужил хорошую службу для нашей инициативы 31 мая. К сожалению, плодотворной дискуссии не получилось.
Известно, что Соединенные Штаты использовали свое влияние в НАТО для противопоставления «новой» Европы «старой». Связано ли будущее Европейского союза больше с усилением или с ослаблением НАТО? Можно и нужно ли заменить НАТО чем-то другим?
Во время и после «холодной войны» НАТО сыграло позитивную роль — при всем том, что самовластные действия (как в случае с интервенцией в Косово) не должны повториться. Разумеется, у НАТО нет будущего, если эта организация будет рассматриваться Соединенными Штатами все меньше как союз с консультативными обязательствами и все больше — как инструмент их односторонней, исходящей из собственных национальных интересов великодержавной политики. Своеобразие потенциала НАТО не исчерпывается функцией боеспособного военного союза; оно могло бы соединять военную боеспособность с прибавочной стоимостью двойной легитимации: оправданием существования НАТО, по моему мнению, может быть только его функционирование в качестве союза несомненно либеральных государств, союза, ясно согласующегося в своей практике с политикой ООН в области прав человека.
«Американцы происходят от Марса, европейцы — от Венеры», — утверждает Роберт Каган в своем эссе, вызвавшем большой интерес у неоконсервативных учеников Штрауса в администрации Буша. Это эссе, которое первоначально должно было называться «Сила и слабость», можно даже понять как манифест, впоследствии превращенный Бушем в доктрину национальной безопасности. Каган различает американцев и европейцев, называя первых «последователями Гоббса», а вторых — «кантианцами». Действительно ли европейцы вступили в постмодерновский рай «вечного мира» Канта, в то время как американцы все еще пребывают снаружи, в Гоббсовом мире политики силы, несут караул на стенах тех крепостей, которые не в состоянии защитить европейцы, которые, однако, пользуются всеми выгодами ситуации?
Философское сравнение в данном контексте выглядит неубедительным: Кант сам был в известной мере верным учеником Гоббса; он не менее трезво оценивал принудительное право эпохи модерна и характер государственной власти. Каган устанавливает связь между этими философскими традициями, с одной стороны, и национальными менталитетами и политиками — с другой. Но такое соединение, при всей его плакатной упрощенности, взрывоопасно, нам лучше уйти от этого. В различии менталитетов, обусловленном большими расстояниями между англосаксами и континентальными европейцами, отражен многовековой исторический опыт; но я не вижу никакой связи этого с краткосрочными политическими стратегиями.
Пытаясь отделить волков от овец, Каган ссылается на некоторые факты. Власть нацистского террора была побеждена в результате применения военной силы и в последнем счете благодаря вмешательству США. Во времена «холодной войны» европейцы смогли построить свои государства благосостояния только под прикрытием атомного щита США. В центре Европы, где проживало большинство населения, распространились пацифистские настроения. До какого-то момента европейские страны с их сравнительно скудными военными бюджетами и плохо оснащенными вооруженными силами могли противопоставить подавляющей военной мощи США лишь пустые декларации. Разумеется, Каган вынуждает меня прокомментировать его карикатурную интерпретацию этих фактов:
— победа над нацистской Германией была достигнута и благодаря борьбе Красной Армии, понесшей громадные потери;