На четвереньках и дрожа всем телом, я выползла из его комнаты, закрыла дверь и
распласталась на холодных досках коридора. Я знала, что не могу тут оставаться, не так долго,
чтобы проснулся Пауль. Но на этот момент я была рада, что ещё жива, а не буду завтра утром
раздутым трупом, найденным в воде Вандрам-канала.
Чтобы успокоить бешеный стук сердца, я перевернулась на спину, скрестила руки за
головой и стала смотреть на картину, которая весела напротив меня на стене. Простая,
нарисованная точками спираль тёмно-оранжевого цвета, которая в полутьме коридора
сверкала, как высохшая кровь. Мои глаза лениво следовали за изгибами спирали, и когда они
доходили до середины, то начинали заново, пока мой ум не стал приятно уставшим и
спокойным.
- Тебе нужно достать ее из рамки наружу, - услышала я, как сама прошептала, и смотрела
на себя, как я встала, сняла картину со стены, перевернула её и открыла маленькие шарниры,
которые Пауль прикрепил, чтобы усмирить её, и вытащила картину почти ласково из-под
тяжёлого крепления.
Потом я отнесла её в свою комнату, положила под подушку, опустила голову и сразу же
заснула.
46
Беттина Белитц – Расколовшаяся луна / Bettina Belitz – Scherbenmond (Splitterherz, #2)
Глава 11. Осколки приносят удачу
- Ну, хорошо, - сказала я газете, которая была развёрнута перед моим носом. - Вполне
возможно, что я и папа немного того. И может быть, вешать картины - это твоё новое
предназначение, и оно приносит столько денег, что ты можешь позволить себе всю эту
роскошь, но одно я знаю точно: ты не гей.
Хотя Францёз не ночевал у нас, вопрос, были ли Пауль и он любовниками, не отпускал
меня. И когда я только что намекнула, и Пауль не возразил, - речь шла о совместных отпусках,
да, даже о договоре наследования (и это в двадцать четыре года!) - мне стало ясно, что моё
подозрение имело под собой реальную почву.
- С этих картин очень большая прибыль, - донеслось через тонкую бумагу газеты. - А
Porsche принадлежит нам обоим.
И это, значит, тоже. Руку хирурга Пауль целенаправленно продвинул к стакану со
свежевыжатым апельсиновым соком. Я услышала, как он выпил его залпом и тут же закашлял.
Почему он так часто давился? «Неужели рак горла?» - спросила я себя цинично.
- Высокая прибыль? Почему? Потому что вы покупаете у коренных жителей картины за
яблоко и яйцо, мастерите им красивые рамочки и после этого за, не знаю сколько, тысяч евро
сбываете их каким-нибудь богатеньким снобам?
- Люди готовы за них платить большие деньги. Этно Арт пользуется спросом.
- Ах, - ответила я саркастически. - А так же пользуется спросом у пьяных и
травмированных аборигенов забирать всё до последней нитки ...
- О, Эли, не изображай из себя благодетельницу, пожалуйста! Времена тяжёлые, а я
должен как-то жить. Если ты думаешь, что в наше время можно, будучи врачом, прожить без
гор долгов, то ты заблуждаешься.
- Но это не та причина, по которой ты бросил учёбу, не так ли? – расспрашивала я дольше.
Наконец-то Пауль опустил газету. Его глаза были сужены, а голубой цвет приобрёл
режущую жёсткость. Бык разозлился. Я знала, что была права с моим предположением. Ещё
вчера вечером я заглянула в интернет на компьютере Пауля и нашла сайт галереи Францёза
(Пауль нигде не был упомянут, даже в выходных сведениях.). Самая дешевая картина стоила
около четырёх тысяч. На сайте правозащитной организации, однако, было отмечено, что
картины у аборигенов часто покупали за смешные цены и сразу партиями. В сущности,
инвестиции содержателей галерей состояли из стоимости транспортировки. Но и они не были
слишком высокими. Я могла себе представить, что Францёз заказывал картины сразу целыми
контейнерами и сам лично забирал их в порту. Но из-за этого я сейчас не хотела спорить.
- Кроме того, ты не гей, - вернулась я к основному вопросу.
- Я не знаю, гей я или нет, - ответил Пауль явно раздражённо. - Но он, в любом случае, мой
друг и мой партнёр, мы работаем вместе и ...
- И?
- Эли, хватит. Перестань приставать ко мне.
- Явно это делает кто-то другой, - ответила я ядовито.
- Предрассудки? - спросил Пауль с безошибочным триумфом в голосе.
- О, Пауль, я прошу тебя! Я провела свою юность в Кёльне, в моей компании было сразу
два гея, и я прекрасно с ними ладила. - Вообще-то даже лучше, чем с Дженни и Николь. Может
быть, Даниэль и Джим даже приняли бы меня, если бы я сняла свою маску и была бы такой,
какая есть. Но с этим я начала лишь в Вестервальде, с тем результатом, что мой собственный
брат предпочёл бы определить меня в психиатрическую больницу, а моё сердце было
растерзанно на куски, потому что я влюбилась в Камбиона.
- Да, да, каждый знает какого-нибудь гея и считает его милым, но если это вдруг случается
в семье, то этого всё же не хотят, - сказал Пауль упрямо.
47
Беттина Белитц – Расколовшаяся луна / Bettina Belitz – Scherbenmond (Splitterherz, #2)
- Не в этом причина, Пауль, честно. Я просто очень хорошо знаю, что ..., что ты его не
любишь. Ты не любишь Францёза. И ты не гей ...
- Эли. - Своё спокойствие Пауль теперь сдерживал с трудом, но я чувствовала, что не могу
остановиться. Я должна была это сейчас выяснить, чтобы избавиться от жала в животе, которое
постоянно сверлило и кололо. - Я не хочу говорить об этом. Прими всё как есть.
- Нет, - ответила я твёрдо. - Я видела тебя вместе с Лили, Пауль. Я редко встречала пару,
которая была бы так влюблена друг в друга. Она обожала тебя, и, прежде всего, ты обожал её,
ты чуть ли ей не поклонялся ...
- Елизавета, я не хочу говорить! - заорал Пауль и треснул ножом со всей силы по тарелке,
так что та разбилась. Я вздрогнула. Его пальцы дёргались, и на одну секунду я подумала, он
хочет взять нож и воткнуть мне в грудь. - Чёрт! - рявкнул он на меня, как будто это я ударила
ножом по столу, а не он. - Эту серию больше не производят, а теперь еще одна тарелка
разбилась ...
- Это всего лишь посуда, - попыталась я его успокоить. Он пугал меня. Нервно Пауль
смахнул осколки в сторону, и снова казалось, что его пальцы хотят схватить нож.
- Это не «всего лишь посуда». Это Versace, - возразил он сердито.
- И она донельзя уродлива, - сказала я холодно, взяла свою тарелку и бросила её в
кухонный шкаф. При ударе тонкий фарфор разлетелся на несчётное количество осколков. Пауль
вскочил на ноги. Его вытянутая рука метнулась в мою сторону.
- Ты ..., - выдохнул он глухо. Испуганно я вскочила со стула и отступила назад. - Оставь
меня в покое. Я предупреждаю тебя ..., - выдавил он и поднял свою руку. Другая его рука
врезалась мне в грудь и отбросила меня грубо назад. Я потеряла равновесие и попыталась
удержаться за край стола. Но толчок Пауля был сильнее. Я упала и сильно проехала спиной
вдоль стены, прежде чем удариться затылком о плитки. Инстинктивно я поджала ноги, чтобы
защитить своё тело.
Правая рука Пауля всё ещё была поднята вверх, как будто он в любой момент готов
ударить. Его рот исказился, а его глаза были такими тёмными, что в них не могло отразиться
даже светлое утреннее небо. Его длинные волосы коснулись моего лица, когда он склонился
надо мной.
Застонав, я отползла назад. Пауль как по принуждению замахнулся ещё раз, но незадолго
до моей щеки его рука застыла в воздухе. Я не смела ни дышать, ни двигаться, хотя всё во мне
кричало «беги».
- Я буду молчать, ничего больше не скажу, обещаю, я ничего не скажу! - попыталась я его
утихомирить и почувствовала, как мой рот исказился, но не от ненависти и злости, как у Пауля,