Это был будто судорожный припадок, который не хотел больше проходить. Несколько минут мои мускулы дёргались. Но мои слёзы успокоили меня — хорошая, старая и так несправедливо презираемая целительная сила плача. Да, я выжила. Но что было с Колином? Могла ли я оставаться сидеть здесь на песке и ждать — или даже вернуться к машине?
Конечно же, ты можешь сделать это, упрекнула я саму себя. Я не нужна Колину на охоте. А исцелить я его всё равно не могла. Нет, здесь речь шла не о вопросах совести. Я не хотела оставаться и не хотела возвращаться назад к Джианне, Тильману и моему брату. Моё единственное и самое сердечное желание было последовать за животными. Не за Колином, а за волками. Даже мои сверлящие вопросы умолкли, и мой разум позволил победить моему инстинкту.
Я встала и закрыла глаза, чтобы прислушаться. Снова поднялся вой, не только один, нет — это был устрашающе красивый хор, который посылал мне по позвоночнику одну дрожь наслаждения за другой. Потому что самый глубокий голос, более хриплый, гипнотизирующий вой, не принадлежал животному. Он принадлежал Колину. Он нашёл их.
Я держала глаза закрытыми, когда зашла в лес. Мой слух направлял меня надёжно и быстро, и всё же я не спешила, давая ему достаточно времени, чтобы он мог удовлетворить свой невыразимый голод. Они ожидали меня на своей поляне. Пока они оставались невидимыми за деревьями, но я учуяла их тёплый мех и крошечные комки грязи, которые прилипли к подушечкам лап. И я чувствовала все жёлтые пары глаз, чьи зрачки испытывающе покоились на мне, когда я села посреди поляны на камень и позволила моему взгляду мягко бродить по краю леса.
Молодые, подгоняемые любопытством, вышли первыми из своего укрытия и игриво носились вокруг меня. Небольшой, тёмный самец подкрадывался ко мне со склонённой головой, чтобы осторожно понюхать моё колено. Другие внимательно за ним наблюдали, прежде чем вызвать его неуклюжими ударами лап на показной бой, будто хотели похвастаться передо мной.
Потом к ним присоединилась их мать. Она немного хромала, и у неё остался только один глаз, но я ещё никогда не видела более красивого животного. Если Колин похитил у неё мечты, а именно это я и предполагала, это не навредило ей. Её травмы были уже старыми, и она хорошо с ними жила. Молодняк искал её расположения, тыкал в неё мордами и облизывал её пасть, выпрашивая еду. Она стряхнула их одним единственным решительным движением, и они послушно отступили.
Под конец последовал самец. Волки собрались вместе и заняли позицию полукругом вокруг меня. Даже молодые успокоились, присели на задние лапы, но не выпускали меня из поля зрения, уши бдительно подняты вверх, пасти слегка приоткрыты.
Но одного ещё не хватало. Солнце освещало его сзади, в то время как он пружинистым шагом вышел из зарослей — теперь уже не на четвереньках, а в вертикальном положении и насытившись. Волчица заскулив, легла и положила свою голову на передние лапы, не отрывая от меня своих жёлтых глаз. Только самец откинул свою голову назад и в последний раз завыл — растянутый, тёмный зов, который я никогда в жизни не смогу забыть. Потом, как по команде, которую восприняли только они, они поднялись и пробежали беззвучно мимо Колина и меня в лес. Волчица коснулась доверчиво его коленки. Небрежно, но с любовью он погладил её, проходя мимо, по голове.
— Я хочу поблагодарить тебя за твою верность, — прошептал он, когда остановился возле меня, и я, дивясь, ощупывала его вновь расцветшие щёки. Он всё ещё был не здоровым, но сытым и, очевидно, нашёл в них противоядие. Они подарили его ему. Нежно, он обхватил обеими руками меня за голову, чтобы прижать свой лоб к моему. Я тут же обмякла и сползла на его плечо, где он надёжно и защищённо держал меня — так надёжно и защищённо, как мой отец держал меня в уединённой хижине, в окружении ледяной, полярной ночи. Мама была совсем близко. Передо мной блестела коричневая копна волос Пауля, как бронзовый шлем, в мерцающем свете камина. У меня текли слюнки, потому что во всей комнате пахло свежими испечёнными вафлями, и я с нетерпением ждала, когда съем их, хотя точно знала, что засну раньше, на груди моего отца, который своей незыблемой уверенностью делать всё правильно, всё время правильно, наделил меня силой, которая понадобится мне всю мою жизнь. Без неё ничего не удастся, и всё будет даваться с трудом.
— Ты отдал мне его назад, — прошептала я. — Моё воспоминание. Оно здесь. Я могу его видеть, прямо перед собой.
— Я обещал тебе это, — ответил Колин, улыбаясь. Его дёсны снова стали нормального цвета, а блестящие волосы извивались, потрескивая, вокруг заострённых ушей. Но в его улыбке я увидела печаль, которая была мне очень знакома. Ему не хватало моего воспоминания. — Тебе нужно было иметь только немного терпения. Ты можешь идти. Иди, Эли.