Вайолет никогда не была тощей. Даже будучи подростком, она была фигуристой. И это не изменилось: ее грудь стала больше, чем раньше, животик немного округлился, бедра тоже стали шире, а попка теперь не упругий орешек, а пышные булочки, которыми она покачивает при ходьбе. Но она без сомнения великолепна. Ее соски были темно-розового цвета, как он и помнил, все еще дерзкие, так и напрашиваются, чтобы их взяли в рот или сжали пальцами. Грудь налитая, подпрыгивала при каждом ее резком вдохе. А тонкая талия заметно выделялась на фоне округлых бедер.
Она была само совершенство.
— Ты такая милая, что у меня дух захватывает, — благоговейно сказал ей Джонатан.
Он снова заметил ее дрожь, ее ногти впились в его предплечья. — Это... это же не строчка из какого-нибудь стихотворения?
— Нет, это мои мысли, — искренне ответил он. — И чтобы ты знала, ты божественна. — Его взгляд ласкал ее упругую грудь, острые соски, гладкую кожу. — Вайолет, я могу к тебе прикоснуться?
Ее руки переместились на его шею, поигрывая с его волосами. — А ты еще почитаешь мне стихи?
— Если хочешь, — сказал он. Он был согласен на все, лишь бы продолжить прикасаться к ней.
— Да, хочу.
Он покопался в памяти, пытаясь вспомнить подходящий для случая стих. Обычно он быстро вспоминал такие вещи, но с сидящей на коленях Вайолет, с обнаженной грудью, ему было тяжело сконцентрироваться. Он мысленно прошелся по списку любимых поэтов. Его любимый Фрост не подойдет, слишком романтично. На ум пришли еще несколько романтичных произведений, но он предположил, что Вайолет передумает, если он начнет читать стихи о любви. И тут в голове всплыли первые строки похабного стиха Джона Вилмота, и он решил остановиться на нем. Её, нагую, я сжимаю страстно, — начал он хриплым голосом. Следующую строку “Я полн любви” он изменил на — Я полн страсти, а милая – прекрасна.
Ее глаза сияли, когда он начал читать, он был очарован ее взглядом.
Рука Джонатана медленно путешествовала вверх по ее руке к плечу, пока он читал следующее четверостишие:
В обоих нас горит огонь желанья,
Мы таем в неге и в очарованье.
Обняв меня руками и ногами,
Прижав к груди, она мне дарит пламя,
И ловкий язычок её в мой рот,
Влетает так же быстро, как Эрот.
Вайолет на мгновение выглядела удивленной, а затем засмеялась, ее смех был таким чистым и милым. Ее груди подпрыгивали при смехе, и Джонатан был заворожен этим изумительным видом. — Влетает также быстро, как Эрот?— повторила она, хихикая. — Это должно быть поэтично?
— Так и есть, — сказал он, расплывшись в улыбке. Он пытался отвести взгляд от ее великолепной груди, но не смог. — Это единственное стихотворение из тех, что я знаю, где встречается слово пизда.
— Пизда? Серьезно? Где?
— Терпение, любимая, — сказал он, шутливо поигрывая бровями.
Вайолет хрюкнула, запрокидывая голову, смотря на него с изумлением. — Я постараюсь не перебивать.
— Ты мешаешь моему соблазнению.
— Соблазнению? Разве можно назвать соблазнением, когда ты говоришь о полете какого-то Эрота?
— Обещаю, дальше будет лучше.
Она кивнула, прикусила губу, сдерживая вырывающийся смех. — Обещаю больше не смеяться.
— Смейся сколько угодно, — ответил Джонатан. — От этого твоя грудь так заманчиво колышется. — Вайолет ахнула от его слов, и он был рад снова увидеть желание в ее глазах. Он переместил руку ей на талию, едва коснулся нежной кожи, как она вновь задрожала. — Так мне продолжать?
— Прошу, — шепнула она, все веселье в голосе сменилось сильной потребностью.
Пальцы другой руки пробежались по плечу, затем обрисовали контур ее губ. — Чтоб я, впитав сей поцелуй взасос, — продолжил он томно. — Удар молниеносный ей нанёс. — Он продолжил прежде, чем она успела засмеяться. — И я душой, лобзаньем оживлённой, Парю над ней, блаженной, благовонной.
Он провел пальцем по шее, затем ключице и застыл. Вайолет тихонько заскулила. — Если ты сейчас не коснешься...
Он вытянул шею, едва касаясь ее губ, чувствуя, как ее обнаженная грудь прижалась к его голой груди.
Но в миг, когда должна она ввести
Мой член, чтоб мою душу обрести,