— Конечно, — сказал он, радуясь, что скатерть скрывала его эрекцию. Он мысленно пытался успокоить непослушную часть своего тела, пока открывал выученный наизусть текст. После он протянул ей планшет.
Но она его не взяла, лишь сильнее прижалась к нему и начала перечитывать про себя, шевеля губами так, что Джонатан снова подумал о сексе. Хотя все в ней заставляло его думать о сексе.
Спустя минуту она покачала головой. — Я так и не могу найти ответа, а ты?
Ради всего святого, неужели она полагала, что он сможет сконцентрироваться на работе, когда она прижималась к нему бедром, а ее грудь терлась о его руку при каждом удобном случае? — Ничего.
Она прижалась ближе, указывая пальцем на первые строчки стихотворения. — Кати, Фортуна, колесо по свету, Кати его сквозь зиму и сквозь лето. Тут несколько раз упоминается колесо и фортуна. Как думаешь, может, тут имелось в виду не колесо, а шар? Давай попробуем поискать местную гадалку?
— Мы можем делать все, что ты посчитаешь нужным, — хрипло ответил Джонатан, вновь протягивая ей планшет.
Она проигнорировала его жест, вновь прижавшись к его руке. — Джонатан, полагается, что мы вместе будем решать эти загадки.
— Боюсь, тут я тебе не помощник. Давай ты будешь мозгом, а я мышцами.
Вайолет посмотрела на него, немного нахмурив свое красивое личико, но не стала спорить.
Они ужинали в тишине, хотя Вайолет больше ковырялась в своей еде. Он хотел как можно быстрее покончить с ужином, чтобы он мог вернуться в свой номер и подрочить. Он страдал от того, как сильно его тело нуждалось в освобождении. Рядом с Вайолет он чувствовал себя озабоченным подростком.
Вайолет заказала десерт. Джонатан отказался, но не желая показаться грубым и торопящимся побыстрее закончить ужин, он заказал себе кофе. Ей принесли торт с шапкой из воздушных сливок, украшенных яркой вишенкой, и Джонатан мгновенно вновь подумал о ее груди, какой она была нежной, мягкой и с ярко-вишневыми сосками, и …
Вот черт, ему нужен ледяной душ и как можно скорее.
Она отломила кусочек торта и поднесла к губам. Тело Джонатана завибрировало, когда она застонала от наслаждения.
— О, боже, как это вкусно. Джонатан, ты не хочешь попробовать кусочек?
Он посмотрел на нее сверху вниз, черт, ему нужно перестать заглядывать в ее декольте, упиваясь видом молочной кожи, которая выглядела намного желаннее любого десерта. И ему стоило отказаться, но когда она поднесла ложку, он послушно открыл рот.
Угостив его, она ждала его вердикта. Джонатан не чувствовал вкуса десерта, только вкус ее кожи и ее влаги. — Неплохо, — промямлил он и едва не застонал, когда Вайолет облизала губы. Он был благодарен всем богам за то, что она больше не предлагала ему десерт, и лишь угрюмо допивал свой кофе, отвернувшись в сторону.
Это был самый длинный ужин в истории. К тому моменту как им принесли счет, и он расплатился, он игнорировал стоны Вайолет, пока она стонала, восхваляя десерт, облизывала пальцы и губы. Забрав свою кредитку, он буквально пулей вылетел из-за стола.
Зайдя в номер, он направился прямиком в душ. Включил воду — только холодную, он начал раздеваться, срывая с себя одежду. Он понимал, ему придется кончить несколько раз, чтобы хоть ненадолго перестать думать о Вайолет. Он на это надеялся. Господи, сейчас он касался своего члена больше, чем в период созревания.
В его дверь постучали. Выругавшись, Джонатан застегнул брюки. Когда член продолжал выпирать, не скрывая то, чем он хотел заниматься, Джонатан заправил его так, чтобы прижать головку ремнем. Это было больно, но по хер. Небольшая боль могла его отвлечь. С этой мыслью он направился к двери, не утруждаясь надеть рубашку.
Через глазок он увидел, что за дверью Вайолет. Обеспокоенный, он быстро открыл дверь. — Что-то случилось?
Ее взгляд сразу же устремился на его обнаженный торс, лишь затем ему в глаза. Он был готов поклясться, что видел, как блеснули ее глаза. — Да, у меня возникла небольшая проблема. Мы можем поговорить?
— Конечно. — Открыв дверь шире, он пригласил ее войти. Если у Вайолет была проблема, то она автоматически становилась и его проблемой. У него сжалось сердце. Надеюсь, она не попросит разрешения уехать, он еще не был готов ее отпускать. Даже если ее пребывание мучило его, но это была самая приятная, неописуемая мука, какую он только испытывал в своей жизни, и он не был готов к ее окончанию. Он повернулся к ней, расстраиваясь озабоченностью на ее лице. — Чем я могу тебе помочь?
— Я, ну... мне тяжело об этом говорить. — Она скрестила руки, закусила губу и начала расхаживать по комнате.
Черт, она собиралась просить его разрешения уехать. Им овладела злость и эгоизм, он сжал кулаки и с силой захлопнул дверь. — Если ты просишь разрешения уехать домой, то мой ответ нет. Этого не случится, пока мы не найдем то, что нам оставил твой отец.