Люди принимают решения, и животные тоже принимают решения, но люди определенно не равны животным, так чем же их решения отличаются от решений животных? Так ли легко быть человеком? Определенно нет, иначе Грэг не говорил бы новым техникам того, что говорил. Возможно, человечность следовало каким-то образом заслужить. Возможно, она была привилегией, которую Солдат потерял.
Возможно, он когда-то был человеком, а теперь этого не заслуживал.
Мысль застряла в мозгу Солдата, как паразит. Той ночью он не разводил костер, а когда попытался съесть немного сушеного мяса, желудок не принял пищи. Пальцы дрожали. В животе ворочался комок.
Вот оно.
Должно быть, поэтому Солдат мог увидеть кролика за 160 ярдов без бинокля, но не знал, откуда он сам родом. Люди знали свое происхождение. Даже сержант Эверетт Снодграсс знал, хотя был сиротой и воспитывался в приемной семье. Он не видел своих настоящих родителей – факт, который он постоянно упоминал во время вечерних игр в покер – но часто рассказывал, как рос в городке в Небраске и переехал в Детройт в возрасте семнадцати лет.
Должно быть, раньше Солдат был человеком. Он был Джеймсом Бьюкененом Барнсом и знал человека, который отказался драться. Раньше, но не сейчас. По какой-то причине он лишился способности или, может быть, права быть человеком. Возможно, поэтому Грэг называл Солдата «оно» и не позволял ему есть вместе с остальными. Потому что знал: Солдат не заслужил быть ничем, кроме как оружием.
Наверное, он сделал что-то поистине ужасное, чтобы потерять право называться человеком. Солдат подумал про миссии, которые выполнял, и задался вопросом, не они ли были причиной наказания.
Мысль была так ужасна, что Солдат заскулил и долго пролежал, свернувшись клубком. С досадой он подумал, что животные точно не переживают так по поводу, животные они или люди.
Стоп.
Солдат снова сел на корточки и начал обдумывать эту мысль. А когда закончил, подумал еще немного. Возможно, он слишком усложняет. Возможно, быть человеком – это просто думать о себе как о человеке. Возможно, все, что от него требуется, это вести себя как человек, и тогда, постепенно… быть может… признаки, свойственные человеку, приживутся у него под кожей, как металл руки прижился в костях. Мысли снова вернулись к техникам. Солдат решил отложить злость на Грэга и использование имени «Джеймс Бьюкенен «Баки» Барнс», пока не заслужит звание человека обратно.
Он начал с Бартон и Родригеса. Он вспомнил, как Родригес всегда носил волосы аккуратно подстриженными, как того требовал устав, и неизменно находил время, чтобы погладить форму. Время от времени Родригес выбривал на голове затейливые узоры.
Бартон не проводила время, рассматривая свою прическу или поправляя макияж, как рядовая Михаэла Карсон, но она всегда была чистая и хорошо пахла. Держала флакон ароматического масла на своем столе.
Настоящие люди, пришел к выводу Солдат, знают, как себя обслуживать.
Обслуживание подразумевало, что человек должен быть чистым и здоровым, поддерживать волосы, ногти и кожу в приемлемом для данного общества состоянии. Слишком тщательный уход провоцировал насмешки и презрение или притягивал излишнее грубое внимание – как в случае рядовой Карсон. Игнорирование ухода вызывало социальную изоляцию, как было с техником Майком Кэллоуэем, от которого несло застарелым потом, сальными волосами и грязными зубами.
Солдат провел ногтем по зубу и посмотрел на желтоватый комок налета.
Он не мог вспомнить, когда в последний раз получал гигиеническое обслуживание. Он знал, какие использовались инструменты: заостренные металлические штуки, которыми скребли десны, и щетка – но не озаботился тем, чтобы приобрести предметы личной гигиены.
Найдя дуб, Солдат срезал маленькую веточку, измочалил ее кончик и счистил налет с зубов. Мыла у него не было, но, сварив жир убитых зверей вместе с золой из костра, он получил щелок.
Вторым пунктом надлежащего ухода была одежда. Собрав испачканную вонючую кучу, Солдат отправился к реке, где полдня отмывал въевшиеся запахи рвоты и пота. Колотя рубашками и штанами о булыжник, он вдруг почувствовал странную волну, зыбкое ощущение, будто находился в двух местах одновременно.
Потереть, обмакнуть, повторить, пока вода не станет чистой – цепочка движений о чем-то ему напоминала… Солдат делал это раньше, хотя, как ни старался, не смог припомнить заданий, требующих стирки одежды.
Натянув леску между двух берез, Солдат принялся развешивать постиранное. На него нахлынула уверенность. Он точно знал, что если посмотрит сейчас налево, то увидит высокую женщину с ястребиным профилем и передником вокруг пояса, которая будет прищепкой закреплять на леске большую белую простынь. Он повернул голову, но увидел лишь пустой луг с травой, качающейся на ветру.
К концу недели Солдат сел и посмотрел на все, что сделал. У него были мыло и зубная щетка, на солнце сушилась чистая одежда. Он чувствовал себя очень по-человечески. Секунду он пытался идентифицировать тепло, затрепетавшее в груди. Он никогда раньше не испытывал такого вне миссий, так что ему потребовалось время, чтобы определить чувство как гордость. Он был горд тем, чего удалось достигнуть.
Это был первый раз, когда Солдат гордился чем-то, что не закончилось кровопролитием. Это ему понравилось. Это было легче, чем обычная боль в животе и слезящиеся глаза.
- Вот это я понимаю, – Солдат оглядел лагерь, позволяя себе насладиться свободными от вины достижениями. – Вот это я понимаю.
Он потер подбородок, щеку и поразмыслил над щетиной на лице.
Обычно техники, ответственные за гигиеническое обслуживание, не трогали бороду. Рискованно было приближаться к Зимнему Солдату с бритвой до того, как его обнуляли. Когда уровень адреналина был еще высок, любой острый предмет рассматривался как угроза. После обнуления Солдат становился покорным, дезориентированным и – теперь он начал понимать – особенно сильно вызывал чувство вины. Или, может, техники были слишком ленивы. Солдат подумал о том случае, когда Снодграсс приказал команде из четырех человек обыскивать помещение в поисках каких-то файлов, потому что самому ему не хотелось вставать из кресла. Пожалуй, это было лучшим объяснением.
Солдат знал, что бойцам полагается иметь чисто выбритое лицо и короткую стрижку. У него не было ножниц, а ножи не могли обеспечить точности, необходимой для поддерживания аккуратной бороды. Взяв прядь волос, Солдат принялся пилить. Лезвие застревало и дергало, кожу головы то и дело пронзало острой болью. Солдат продолжал пилить, волосы сыпались кусками.
Потом он провел рукой по неровной поверхности засаленных торчащих волос. Лезвие выдернуло хрупкие еще корни, оставив проплешины, и Солдат скривился от вида колеблющегося отражения в воде. Взяв щелок, он начал яростно втирать его в скальп, выскребая ногтями правой руки хлопья перхоти и засохшей грязи.
Через некоторое время он зарычал и отшвырнул мыло. Что касается ухода за волосами, пришлось признать себя больше похожим на Кэллоуэя, чем на Родригеса. Солдат стянул все, что осталось от волос, в узел и оставил так.
Вечером он снова перекатывал слоги Имени на языке, пробуя его на вкус.
- Джеймс. Джеймс Бьюкенен Барнс. Джеймс Барнс.
Потом, склонившись над кроличьей ногой, прошептал:
- Баки.
Он оглянулся и, убедившись, что мир не рухнул, повторил снова, немного громче:
- Баки Барнс.
Он мысленно представлял себе звуки, гласные и согласные. Странное имя. Определенно он такого раньше не слышал. Он подумал, что это имя начинает ему нравиться.
*
Армия Синих Медведей воевала с Красными.
Капитан Желтый Медведь повел своих людей в рейд на лагерь Красных. Несколько дней назад Красные Медведи похитили Солдата Медведя и держали его в плену. Они установили несколько больших качающихся камней по периметру, но Капитан Медведь и его люди не боялись опасности. Капитан Медведь поговорил с Агентом Синим Медведем и сказал ей, что все равно пойдет в атаку – с ее поддержкой камушками или без нее.