Неужели Альберт всерьез решил, что я подговорила этого поросенка – Федьку раззадорить Ленку? Как у них вообще об этих дельфинах зашла речь? И что Кэт собирается делать, когда ее дочь пойдет в школу и узнает ужасную правду? Хотя, я предполагаю, она скажет: «Лена подрастет и все поймет. Взрослые переживают суровую реальность проще!» Как бы не так, я до сих пор с ней еле справляюсь.
Вспомнилась рожа отца, когда он познакомился с моим ухажером. Хоть портрет пиши – такое выразительное! Я ведь, и вправду, на фоне Фрэда – голливудская звезда! Он еще тот экземпляр! Повезло, что батя не закатил сцену в микрофон, обычно он опускает меня не жалея гланд.
Как же я ненавижу его, Альберта и Софку, как же я устала от этого притворства. Проще сигануть с моста, чем доказать кому-то, что я тоже человек. Пусть и не такой, какой им хочется. Еще и Катерина под конец вспомнила маму. Ее смерть причина не заниматься живописью! Слушать страшно. Вот как она оправдывает отца. Он похоронил жену и теперь гноит дочь, чтобы тоже не потерять. Молодцы, нашли причинно-следственную связь! В могилу меня скоро загонят такими выводами.
От всего этого хочется скрыться навсегда, особенно от подачек. Но мне очень нужны деньги, которые все никак не зарабатываются. Острее всего я ощущаю это по понедельникам, когда навещаю Сашку.
Сашка – ангел с обломанными крыльями, мой лучший друг и соратник.
Почему с обломанными, да потому что она сирота с онкологией в придачу. Словно расти без родителей недостаточное наказание для маленького ребенка. Страшный недуг, острая лейкемия поразила юное тело и теперь оно живет в постоянной борьбе за жизнь. В десятилетнем возрасте Сашка отлично понимает в каком она дерьме, но еще достаточно юна, чтобы опустить руки и подумывать о суициде.
Бесконечные таблетки, терапии и уколы сделали ее лицо бледным, голову лысой, но не смогли уничтожить блеск небесных глаз. Она лучшее, что случилось со мной, и единственная ради кого я живу и творю. И пока живет Сашка, я помню, что не такая безнадежная, как думает отец, и не такое чудовище, каким обзывает меня Альберт.
О моем тайном увлечении — нянчиться с Сашкой — знает лишь Кэт, остальным вход в эту приватную зону моей жизни закрыт. Тут у меня санитария, территория свободная от негатива и упреков.
Мне нравится заботиться о ней. Странно, конечно, что человек не способный прокормить себя и рыжего кота суется к больному ребенку со своей любовью, но так уж случилось. Тем более никому она больше не нужна.
Родители ее бросили сразу после рождения. Она выросла в детском доме и практически не жаловалась на свою судьбу, пока не почувствовала себя плохо. И вот последние три года жизни она провела в стенах городской больницы. Национальный проект по лечению детей сирот с лейкемией определил ее в гематологическое отделение и практически запер, ведь у девочки нет родного дома. А возвращение в детдом может быть критичным. Ее друзья слишком малы, чтобы навестить подругу, а воспитателям хватает дел – поэтому первое время Сашка очень тосковала. Но потом появилась я – мой график позволяет проводить у девочки каждый понедельник. И вот мы привязались друг к другу.
Наше знакомство произошло случайно, как и все приятные события в моей жизни. Одна организация предложила союзу «горе – художников» провести благотворительную выставку. Малоизвестные мастера притащили свои творения, надеясь привлечь хоть какое-то внимание к своим работам. Все вырученные средства с продажи картин пошли на помощь детям в борьбе с раком.
Я тоже думала, что сиротам лечение спонсирует государство. Но оказалось, что лишь лекарства и процедуры первой необходимости. Чтобы спасти жизнь такому ребенку, нужно невероятно много денег.
В тот вечер для затравки толстосумов пригласили более-менее живых детей. Организаторы показывали больных и рассказывали жалобные истории их жизни. Мероприятие, я вам скажу, так себе. Мерзкое и слезливое!
Но план сработал. Я была рада помочь, должно же мое творчество приносить хоть какую-то пользу? А, главное, наши картины не просто помогли фонду, но заинтересовали многих детей.
Одной из них была Сашка, далее Алекс. Она стояла напротив моей картины около десяти минут и вдумчиво разглядывала. Я собиралась очень долго, прежде чем нашла смелости подойти к ней. Во-первых, я не умею общаться с детьми, во-вторых, с коммуникацией у меня в целом весьма туго, а тут такой контингент – нельзя обидеть.