Но пока мне нечего ей предложить. Разве что донашивать платья моей бабушки после меня? Это все. Более чем скромный список. Удочерить ее мне не позволяют власти. Ведь я безработный гражданин, без квартиры и дохода. А, главное, без мужа. В нашем государстве считается что такому ребенку только мамы не достаточно, лучше ей быть совсем одной. Либо все, либо ничего. И, как я уже говорила, всем кажется, если привязался к больном ребенку, то имеешь виды на денежную помощь от государства.
Хотя Сашка для меня скорее младшая сестренка. Уж больно она деловая и сообразительная, прям, как Кэт. Как бы мне хотелось вылечить Сашку и привести на такое вот событие типа юбилея Альберта. Она бы утерла нос Софии своим интеллектом и остроумием, поразила бы отца находчивостью и показала Ленке! Уверена, с Кэт они бы сразу подружились. Но пока я не могу ее забрать. Сама еле выцыганила у лечащего врача разрешение на регулярные встречи. Я же не родственник.
В самых смелых мечтах мы с Сашкой здоровые и румяные живем в огромном доме с кучей кошек, собак и даже кур! Рядом с нами отчаянный мужчина, согласившийся взять меня в жены, чтобы я могла удочерить Алекс. Тот самый принц, о котором нужно грезить приличной девице. Хотя это не настолько значимо. Главное, победить проклятье. И не важно сможем мы жить вместе или нет, общаться нам никто не запретит. Мы можем быть семьей и без бюрократических проволочек. Уж больно все переоценивают эти штампы и условности.
Этот ребенок что-то разбудил во мне. Когда провалилась первая выставка, и я осталась без средств к существованию, проклятая всеми – смысл жить исчез. Она открыла глаза на мир, на его красоту. Объяснила, что сдаваться – это простой путь и его осилит любой. Опустивший руки убивает смысл всех своих усилий. В таком случае можно и не начинать трудиться. И лишь тот, кто снова берется за дело, обрел опыт. Благодаря Алекс состоялись вторая и третья выставки. К сожалению, они принесли тоже только опыт. Но Сашка уверяет меня, что все идет как должно. А я буду писать, пока она гордится мной. Может, Кэт и права, мне бы пошло быть матерью.
Я традиционно валялась на кровати Сашки, когда в палату вошел врач-гематолог – заведующий отделением. Он уже делал мне замечание на этот счет. Ему невдомек, что мы в номере курортного отеля.
— Каролина, нам нужно поговорить, — обратился он ко мне.
— Через секунду, Виктор Михалыч, — я вскочила с постели, нацепила сандалии и вышла.
Мужчина ждал меня в кабинете. Окно в маленькой комнатке было занавешено плотными шторами, которые колыхались от скудного ветра, пробивающегося через открытую форточку. Царила такая тишина, что я услышала, как залетела муха и начала биться об стекло.
— Александру осматривал врач из Израиля, — мужчина никогда не ходит около темы, уважаю прямоту, — У нас сейчас программа по обмену опытом. Он изучил историю болезни, соотнес изменения за последние месяцы, и рекомендовал более интенсивное лечение. Я проинформировал, что у девочки есть неофициальный опекун. Новые препараты пошли бы на пользу. Но, как вы знаете, они требуют дополнительных средств.
— Понятно, сколько? — в ответ на этот вопрос мужчина назвал сумму, превышающую допустимую норму приличия.
Бороться с коррупцией дело гиблое. Пытаться выяснить, что за лечение требуется и в действительности ли оно такое дорогостоящее — тоже. Либо ты сражаешься за жизнь родного тебе человека, либо опускаешь руки.
Когда я вернулась к Сашке, она уже начала кого-то вырезать из новенького журнала, чтобы приклеить на свою «доску почета».
— Опять денег просят? — спросила она.
Я не ожидала такого вопроса. Финансовые дела тщательно засекречены мной. Персонал обещал говорить, что все это происки национального проекта, и лечение проходит совершенно бесплатно.
— С чего ты взяла?
— Ты, правда, думаешь, что я не в курсе, сколько денег ты на меня спускаешь? Знаешь, я все верну…
У меня навернулись слезы: она еще и вернуть мне все собирается. Выздороветь, стать богатой и все мне вернуть. Так легко и беззаботно. Я крепко обняла ее и погладила по голове.
— Конечно, вернешь, — я решила, что ей так будет легче, — Да еще и с процентами!
— С чего это ты такая нежная сегодня? Док сказал, что я умираю?
— Ты обалдела? Нет! Никто не умрет, мы с тобой бессмертные – люди искусства не умирают, ясно тебе?