Два пальца резко вонзаются в меня, и неожиданное проникновение оказывается настолько совершенным, что моя голова наклоняется вперед, загоняя член епископа глубже в рот. Он стонет и запускает пальцы в мои волосы, обхватывая мою голову по бокам и удерживая ее на месте. Я провожу пальцами по его промежности, прежде чем крепко сжать его член. Я никак не могу взять его целиком в рот, и я хочу, чтобы это было как можно более интенсивным для него.
Таким же интенсивным, как и для меня.
Я резко вдыхаю через нос, пытаясь приспособиться, подавить рвотный рефлекс и заставить его гордиться мной. Я вынимаю его член изо рта, провожу языком по головке, а затем погружаю обратно. Он издает горлом резкий мужской звук.
— Сильнее. — его голос звучит сдавленно.
Я воспринимаю это как указание для себя, но, похоже, другие мужчины слышат ту же команду, потому что они усиливают свои действия. Мне массируют грудь, сильно теребя все еще чувствительные соски. Тот, кто опускается на меня, лижет сильнее, его язык ритмично скользит по моему клитору, а пальцы проникают глубже. Быстрее. Добавляется еще один палец. Меня наполняют с обоих концов так идеально, что кажется, я создана для этого. Я была создана, чтобы быть сосудом такого рода, чтобы приносить этим людям облегчение, пока они выполняют работу Господа. Мне снова натирают спину маслом, разминают ступни, ласкают внутреннюю поверхность бедер. Сенсорная перегрузка просто невероятна.
Нет ничего подобного тому, когда тебя используют, оскверняют и боготворят. Я игрушка и икона. Я второстепенный персонаж и звезда шоу. Я шлюха, которую можно использовать, и святая, которую нужно почитать.
Чем больше они обрабатывают мое тело, тем усерднее работает мой рот. Я сосу, я лижу, я осмеливаюсь провести зубами по прекрасному, гладкому стволу его светлости. Я погружаюсь в него все глубже и глубже, и я знаю, что он близок. Я чувствую это. Я тоже. Все в комнате чувствуют это. Все мужчины тяжело дышат; епископ шипит, богохульствует и выдавливает из себя лихорадочные похвалы.
Хорошая девочка, хорошая девочка.
Вот так.
Господи Иисусе, ты такая грязная.
Посмотри на себя, как ты берешь его пальцы и мой член.
Тебе все мало, да?
Соси сильнее.
Ты знаешь на что способна, сестра.
Затем раздается жужжащий звук, и что-то холодное и влажное прижимается прямо ко входу в мою самую интимную дырочку, дразня и щекоча сморщенную плоть, которая ее защищает. Я задыхаюсь вокруг члена и пытаюсь увернуться от угрожающего вторжения, но он сжимает мою голову сильнее.
— Сейчас, сейчас. Ты, должно быть, знала, что мы захотим взять все твои дырочки сегодня вечером. Ты наша. Моя. Он маленький — как раз влезет. Тебе сейчас хорошо и сытно?
Я поднимаю на него глаза и киваю изо всех сил. Он проводит большим пальцем по моему подбородку.
— Хорошая девочка. Так ты почувствуешь себя еще полнее. Доверься нам. Если тебе это не нравится, используй стоп-слово.
Я стараюсь расслабиться. Дышу. Сосу. Предмет, который, должно быть, представляет собой миниатюрный вибратор-палочку, щекочет мой вход так, что я чувствую неприятную брезгливость, но затем он преодолевает этот барьер и скользит внутри меня с удивительной легкостью, и…
О Боже мой…
Теперь я понимаю, что он имел в виду. Все, что только можно, заполнено, теплые, влажные места внутри моего тела заполнены членом и пальцами, а теперь еще и вибратором, и все это каким-то образом создает непередаваемые ощущения. Безграничные. Вибрации заставляют ощущение языка на моем клиторе отдаваться более глубоким эхом в моем теле, они усиливают силу пальцев внутри меня и теребят мои соски.
Я не могу этого вынести. Я не выдержу. Удовольствие настолько всеобъемлющее, а то, что огромный член епископа затыкает мне рот, делает все еще более интенсивным. Я чувствую, что начинаю раскрываться самым восхитительным, завораживающим образом. Он начал толкаться сильнее, держа меня за голову, пока подавал мне свой член, и я делала это изо всех сил, мои глаза слезились, в то время как все остальное тело готовилось к взрыву.
— Сейчас, — приказывает он, и каждую клеточку моего тела исследуют, массируют сильнее, ласкают языком, пока епископ замирает и извергается у меня во рту, издавая рев удовольствия и выпуская струю за струей своего горячего семени, пока мой клитор взрывается, и я дрожу, дрожу, дрожу, содрогаясь от оргазма беспомощно смотрю, как кто-то успокаивает и гладит мою 
кожу, а епископ поднимает руки, чтобы вытереть слезы с моих щек.
Я все ещё не могу оправиться от своего второго изнурительного оргазма, когда член выходит у меня изо рта. Я опираюсь на руку, которой держала его, и сгибаю пальцы другой руки. Ой. Запястье болит. Один из парней берет его и растирает мне руку, запястье, предплечье, в то время как остальные продолжают гладить и поглаживать остальные части моего тела. Я благодарно улыбаюсь ему.
— Ты так хорошо справилась, детка, — говорит епископ.
Я смотрю на него снизу вверх, на выражение его красивого лица.
— Правда?
Он достает салфетку из коробки на столе рядом с собой и вытирает мне рот, прежде чем протянуть стакан с соломинкой.
— Попей.
Я делаю большой глоток.
— Черт возьми, да, правда, — продолжает он. — Вот так принимаешь нас во все свои дырочки и отсасываешь мне, как чемпионка? Самая горячая ночь в моей жизни. Ты, сестра, опьяняешь.
Я наслаждаюсь долгожданным теплом его одобрения, размышляя о том, насколько горячими обычно бывают ночи у этого старшего священника.
— А теперь я собираюсь трахнуть тебя так, как мечтал неделями. С тех пор, как они рассказали мне о тебе. Эта киска, должно быть, такая набухшая, влажная и готовая принять меня.
У меня было два оргазма. Я могла бы легко лечь и заснуть на этой кровати у всех на глазах. Понятия не имею, смогу ли кончить снова. Но я знаю только, что хочу, чтобы этот мужчина был внутри меня. Хочу, чтобы он заявил на меня свои права самым решительным образом. Хочу, чтобы он так отчаянно хотел снова воспользоваться моим телом, чтобы он дал волю своей эгоистичной жадности, желанию и потребностям внутри меня.
— Да, — отвечаю я, глядя на него снизу вверх со всей соблазнительной покорностью, на которую только способна. — Это твое. Делай, что хочешь.
Он изучает меня, на его челюсти пульсирует мускул, пока он обдумывает, как меня использовать, затем моргает и оглядывается по сторонам.
— Всем выйти, — приказывает он. — Идите, проваливайте.
Жрец поднимается с кровати и выходит, шаркая ногами, но я не отрываю взгляда от епископа. Его глаза зловеще блестят, и меня охватывает трепет предвкушения, что я останусь наедине с этим хищником.
Это я и он.
Один на один.
И он ясно дал понять, кто здесь главный.
Он опасен.
Дверь с громким щелчком захлопывается.
— Давай-ка посмотрим на тебя как следует, — говорит он. Он засовывает руки в карманы, вероятно, чтобы не дать своим все еще расстегнутым брюкам упасть, но нарочитая небрежность этого жеста заставляет мою бедную попку снова сжаться.
Я - его собственность. Для ознакомления. Я его игрушка. Он начинает расхаживать вокруг кровати.