Истинные результаты эксперимента установлены учеными АН СССР и опубликованы в № 1 журнала «Наш современник» (статья В. Переведенцева «Для всех и каждого», глава: «Итоги одного эксперимента»).
Я сделал все, чтобы с помощью Советского Правосудия раскрыть тайну экономического чуда, но Прокуратура СССР добилась незаконного осуждения меня, а также Филатова и Ли — участников эксперимента, когда мы потребовали через суд произвести с нами расчет по зарплате по методике опыта, надеясь при этом разоблачить в суде противников эксперимента, фальсифицировавших его итоги. Поддержали этот план в министерстве юстиции СССР, но под давлением Прокуратуры Минюст отказался от нас.
Мало того, что нам не дали собственных денег и осудили нас за подачу иска - у нас конфисковали личное имущество, хотя мы не только не нанесли ущерба государству, но и никак не могли (через суд!!!) этого сделать. Нам нахально, как заявил в суде адвокат Козлов: без наличия состава преступления,— инкриминировали подделку документов и покушение на хищение государственных средств в особо крупных размерах, хотя мы подали в суд документы, содержавшие чистую правду.
В соответствии с Декларацией прав человека прошу Вас, а также общественность посодействовать решению вопроса путем разбора дела в новом судебном заседании в Верховном суде СССР, ибо на этом форуме мы раскроем, наконец, тайну экономического чуда и «чудес» фальсификации.
История эксперимента и его суть в Приложении на 3-х страницах.
Автор безнарядно-звеньевой системы организации труда.
И. ХУДЕНКО.
24 сентября 1974 г.
Дальнейшая судьба этого письма мне не известна. Да и какое значение она имеет?..
Из газеты «Сельская жизнь» за ноябрь 1988 г.
«...Через полчаса после ухода тюремного врача Худенко стало совсем плохо. Послали за его другом В. Филатовым, который тоже отбывал срок. Вспоминает В. Филатов: «Кризис наступил внезапно. Иван Никифорович приподнялся на своей жесткой металлической койке, едва слышно произнес: «Вот и все...» — глотнул судорожно воздух и упал на подушку. Врач констатировал сердечно-легочную недостаточность».
Это случилось не в 1932, не в 1937, не в 1949, не в 1953. Год стоял 1974, 12 ноября.
...И вот я сижу, разговариваю с Татьяной Гавриловной. Золотым ободком светится в стакане колесико лимона. Во всю стену темным гранатовым огнем рдеет купленный когда-то в Монголии ковер — там служил Иван Никифорович, прокладывал дороги. Тихо бормочет старенький черно-белый телевизор, сквозь приглушенный звук пробиваются слова об арендном подряде на селе — еще новинке, но мало-помалу входящей в быт. Домашним, семейным веет от мягких, округлых очертаний лица Татьяны Гавриловны, от ее рассказа о сыновьях,— один из них живет в Риге, другой в Алма-Ате,— об Иване Никифоровиче, с которым познакомилась она в армии, в сорок третьем. Он был лейтенантом, она — операционной сестрой в военном госпитале. Родом Татьяна Гавриловна тоже из крестьянской семьи, которая жила под Полтавой, потом перебралась в Сибирь, потом — ближе к дорогим сердцу местам: — на Кубань. А жилось и там — до войны — трудно: на пятерых братьев — трое брючат, один другого ждет, бывало, дома, чтоб переодеться да в школу бежать, в свою смену.
Мягкий говор, неспешная, плавная речь...
Но журналистика — жестокая штука, порой — безжалостная!.
— Татьяна Гавриловна,— говорю я,— в жизни обычно женщина бывает — не то чтобы умнее, но — мудрее мужчины, она инстинктом издали чует опасность... Вы ведь видели, что происходит... Отговаривали вы Ивана Никифоровича? Пытались уберечь?..
— А как же... Говорила, и много раз: если тебе поддержки от начальства нет — оставь свои затеи, никакого толку не добьешься! А он: «Все равно буду продолжать! Потому как в одном спасенье — в моей системе!..»