А на Мейне он как раз такой.
Мне потребовалось много времени, чтобы понять, как может существовать, не разваливаясь, этот мир полнейшего, в понимании кэлнорца, хаоса и разгильдяйства. Но что разврат недочеловеков не ограничивается ношением волос, блёсток в ушах и картинок на бронескафах — я понял сразу, как только вышел из звездолёта Матери.
Мир, окруживший меня, был целиком из обучающих фильмов «Растленное и разлагающееся общество недочеловеков: эволюционные ошибки». Размалёванные и совершенные «охотники» мейнцев показались мне отвратительно-прекрасными, соблазнительными настолько, что хотелось облизнуть губы: я не мог себе представить, что когда-нибудь увижу эту мерзкую красоту наяву. У меня рот приоткрывался, когда я глазел на эти машины. Кажется, именно так я впервые начал смутно понимать, что такое «эротика».
Сами пилоты были для меня такими же отвратительно-прекрасными, как и их машины. Они косились на меня, клали ладони на оружие, хмурились — я понимал, что меня убили бы, не будь рядом Матери Хейр, и это тоже было захватывающе странно. Они, мужчины, подчинились решению женщины, настоящего, полноправного штурмовика — это было тяжело уложить в голове.
Мы прошли ту самую стеклянную рубку космической связи, рядом с которой Мать Хейр сфотографировалась вместе со своими приёмышами-мусором. Мы миновали штаб охотников, похожий на вертеп из пропагандистских фильмов, мастерские, заправочную базу и ещё какие-то служебные постройки. Я успел увидеть столько разных существ, недочеловеков и настоящих нелюдей, что у меня рябило в глазах и в душе. Но, в конце концов, Мать Хейр привела меня в жилой сектор, к нескольким коттеджам, вокруг которых под колпаками силового поля росли и цвели невероятные растения из диких миров.
Её коттедж был целиком увит красновато-фиолетовым плющом, цветущим довольно крупными белыми цветами. Этому плющу, вероятно, были нипочём и радиация, и пыль, и загрязнённый воздух космопорта. Буйные заросли кустарника в пурпурной с зелёными прожилками листве довершали картину.
Из зарослей появился… появилось… В общем, я увидел того самого нги без пола, уже не ребёнка, а подростка, выбежавшего нам навстречу и с разбегу прыгнувшего на шею Матери Хейр.
Таких диких проявлений положительных эмоций мне видеть не приходилось. Я остановился, соображая, к чему бы это — к драке?
Но Мать Хейр не рассердилась и не возмутилась. Она держала это существо на весу, прижимая к себе, гладила по голове и по спине и говорила:
— Ты когда-нибудь собьёшь меня с ног, Дотти. Ты уже выше и сильнее меня, большая девочка, пожалей старуху-мать…
Это прозвучало ложью. «Девочка» Дотти еле доставала Матери Хейр макушкой до плеча, была худой и гибкой, как медный кабель — и, в общем-то, не тянула на «девочку». Её змеиное тельце казалось совсем бесполым, без малейшей выпуклости и на груди, и на бёдрах, и в паху. Зато это существо носило множество цветных бус, длиннейшие глянцево-чёрные косы и одежду из шелковистой ткани, разрисованной большими яркими цветами. И хихикало.
«Девочка»… Ладно, подумал я, пусть будет девочка, раз так хочет Мать Хейр.
Калека, настолько здоровая, насколько это вообще возможно для изувеченного существа. И самодовольная. И украшающая себя. Это противоречило всему, что я знал о жизни.
— А где братишки? — спросила Мать Хейр.
— Жук — на свалке, — сказала Дотти тонким голоском. — Ищет подходящие железяки для какой-то новой идеи. Я уже связалась с ним, он сейчас будет. А Эрзинг — дома. Мы экспериментировали с твоей поваренной книгой.
И тут Дотти заметила меня.
— Ой, — сказала она и вытекла из рук Матери Хейр на бетон дорожки. — Ты всё-таки…
— Да, это кэлнорец, малютка, — сказала Мать. — И ему больше некуда деваться в нашем лучшем из миров.
Дотти на меня посмотрела настороженно, но не испуганно — и подошла. Взглянула в лицо, протянула руку.
— Привет, — сказала, — кэлнорец. А и впрямь, отчего я струсила-то, глупая? Я же бестелесная, Мама права. Мы с тобой друг другу никакого вреда не причиним, правда?
Я несколько секунд не мог придумать, как себя вести. Что делать? Взять её за руку? Зачем? Трогать недочеловека — не ради генетического апгрейда, а просто так?
Но Дотти смотрела мне в лицо — и я взял её за руку.
И Мать Хейр сказала:
— Молодцы. Дотти, Ли-Рэй, пойдёмте в дом, поглядим, цела ли кухня после кулинарных опытов, а то мне тревожно.
Я сделал шаг к дверям, но тут из глубины дома раздались довольно-таки тяжёлые шаги. Я тормознул, ожидая чего-то нехорошего — и из дома вышел Эрзинг.