Причина появления и вбрасывания в общественное сознание подобных мифов очевидна. Во-первых, это социальный заказ, когда коммунистическая партия, стремившаяся создать «новую историческую общность советский народ» путем тщательного перемешивания всех народов Советского Союза в межнациональных браках, старалась уверить население, что так было всегда, и ее политика в этом направлении находится в русле генерального исторического развития. Во-вторых, это может быть результатом осознанного или неосознанного искажения тезиса христианства о том, что «несть ни эллина, ни иудея». И, наконец, мифотворчество в этой области может быть обусловлено чувством собственной национальной неполноценности иных ученых, выдумывающих новые исторические концепции, в которых нет даже татаро-монгольского ига на Руси, нет враждебности между русскими и татарами и, соответственно, препятствия против смешения кровей.
Спору нет, русские не являются стопроцентно чистым в расовом отношении народом. Подобных народов вообще нет на Земле. Естественно, на пограничье русские в той или иной степени смешивались в ходе военных или мирных контактов со своими соседями. Однако масштабы этого исторически неизбежного явления многократно преувеличиваются творцами и сторонниками исторических и антропологических мифов. Ими старательно замалчиваются и игнорируются те исторические факты, которые однозначно свидетельствуют о том, что русский народ в древнейший период своей государственности сознательно принимал меры для защиты чистоты своей крови.
Секрет правильного решения неразрешимого для сегодняшнего времени национального вопроса нашим далеким предкам подсказала сама жизнь. Своеобразие и неповторимая уникальность истории Руси во многом били обусловлены тем обстоятельством, что наш народ поселился на самой границе Европы и Азии, оказавшись под двойным давлением страшных врагов, шедших с запада и востока. Из азиатских степей волна за волной на восточных славян обрушивались орды кочевников – от гуннов до крымских татар, подчас существенно превосходивших наших предков в численности. С запада не менее серьезную угрозу представляла собой германская экспансия от Германариха до Гитлера. И те, и другие не знали пощады и вели против славян войну на истребление.
Как только древнейшие исторические источники начинают упоминать о славянах, они сразу же фиксируют и это двустороннее давление. В III–IV веках н. э. в Северном Причерноморье появляется германское племя готов, которому временно удается подчинить своей власти живущих там славян. Самый удачливый готский король Германарих (правил в 351–376 гг.) взял себе в жены девушку Лебедь (по-готски – Сунильду) из племени росомонов. Когда же она бежала от нелюбимого мужа, то король приказал привязать ее к диким лошадям и разорвать на части. В ответ братья Лебеди поразили Германариха мечом. Другой готский король Вимитарий, как только ему улыбнулась удача, приказал распять короля амтов Божа с сыновьями и с семьюдесятью старейшинами «для устрашения, чтобы трупы распятых удвоили страх покоренных» [1].
Не менее страшным оказывалось положение славян и под властью азиатских кочевников. Вот как франкский автор VII в. описывает порабощение аварами (которых он называет гуннами) центрально-европейских славян (винидов): «Виниды уже издавна были «бефульками» гуннов, ибо, когда гунны шли в поход против какого-либо народа, гунны, собрав свое войско, стоя ли перед лагерем, виниды же сражались. Если они оказывались в состоянии победить, тогда гунны подходили, чтобы захватить добычу. Если же винидов одолевали, то, поддержанные гуннами, они вновь обретали силы. «Бефульками» потому называли их гунны, что они шли впереди гуннов, образуя в сражении двойную боевую линию. Гунны каждый год приходили зимовать к славянам, брали жен славян и дочерей их к себе на ложе; сверх других притеснений славяне платили гуннам дань» [2]. Под власть авар, которых Нестор называет обрами, попало восточнославянское племя дулебов. Вплоть до ХII в. в народной памяти хранилось воспоминание о том, как авары мучили дулебов: когда обрину надо было куда-то ехать, он не позволял запрячь в телегу коня или вола, но приказывал впрячь в нее трех-пять жен дулебских и везти его.