– Чего? Кого ты перед игрой пёр? В джакузи хочешь? Рано! Хотя бы один гол забей!
Рональдо подходит ближе, и наступает ярко – розовой бутсой мне на ногу.
– Ты чего, интурист тупорылый? Попутал?
Он отвечает на чистейшем русском языке – тебе пора на пост! Вставай! Твоя смена уже началась!
– Что? Пошёл ты! Каждый толстопузый мордоворот будет мне указывать…
– Подъём рядовой! Встать!
– Да ты чего…В грызло хочешь получить?
Я чувствую острую боль в ноге, и…просыпаюсь…я заснул на панцирной сетке натянутой над батареями сушилки, заснул прямо в шинели, пот льётся по моей шее, щекам, ощущение такое, будто я в парной. Я не поместился на сетке полностью, ноги выступали за кромку, капитан – демократ прижал мою правую ступню бедром, и продолжал долдонить с упорством дятла – подъём! Тебе пора на пост! Тебе пора на пост! Тебе пора на пост! Я подам рапорт о том, что ты специально опаздывал с выходом на пост, чтобы стоять меньше, чем молодые солдаты! Это отвратительно!
По возвращении в роту, я подошёл к Мамону – я на почту схожу, товарищ старший прапорщик?
– Эт зачем?
– Мама старенькая, я ей после каждого караула звоню.
– Иди.
– Алло, Ильяс! Привет брат!
– Здорово!
– Как дела?
– Не очень.
– Что такое?
– Дяди больше нет.
– О…он был там?
– Да.
– Соболезную…слушай, а как там моя посылка?
– Всё нормально, получена, бабки…
– Вот! Я насчёт денег, слушай, нам надо увидится, у меня есть мыслишка, как нам за твоего дядю отомстить и денежек заработать, подъезжай, захвати карту Московской области.
– Ладно. В следующую субботу.
– Счастливо.
Я возвращаюсь в роту в приподнятом настроении, дневальный показывает глазами на канцелярию – тебя Выдирайло искал.
– Разрешите войти, товарищ капитан?
– Заходи. Выдирайло встал и проорал – Дневальный, звони в первый караул, пусть пришлют караульного свободной смены и помощника начальника караула.
– Зачем звали, товарищ капитан?
– Возьми зубную щётку, мыло и полотенце, оставь ремень.
– ?!
– На губу пойдёшь.
– Это почему?
– Капитан Бредяев написал рапорт о том, что ты стрелял в него на периметре.
– Что? Этот пидор…
– Полегче с выражениями, ты об офицере говоришь. Подсумок сдал? Старшина патроны проверил? Все на месте?
– Все, и даже без наколов. Можете и карабин мой посмотреть, из него давно не стреляли.
– Ты же не идиот.
– Похоже идиот, раз на губу загремел.
– Бредяев пишет, что «рядовой Злобарь угрозами вынудил ефрейтора Кота» – сучий кот! «вынудил ефрейтора Кота похитить патроны у спящего рядового Мамчика, находившегося в отдыхающей смене, и произвёл в меня три выстрела с расстояния в пятьдесят метров» – ну, это уже оскорбление! Три выстрела, и ни разу не попал с пятидесяти метров! Вот гандон! Какой результат у тебя на последних стрельбах?
– 27 – восьмёрка, девятка и десять.
– О том и речь, переборщил Бредяев с фантазиями, что у вас с ним случилось?
– Да так, я когда – то близко знал его маму…
– Гха –ха – ха, ну ты гад! Дневальный! Где караульный? В общем, так, пишет он полный бред, и ефрейтор Кот всё отрицает, но! Пока не разберёмся, ты посидишь на губе, условия там хорошие, наши ребята создадут тебе уют, отдохнёшь, окрепнешь, а там и дембель не за горами – до нового года совсем чуть – чуть осталось, иди.
Гауптвахта оказалась небольшим одноэтажным сооружением, совмещённым со зданием первого караула: узкий коридор, ряд камер справа от входа, меня поместили в третью по счёту камеру, я был в ней первым и единственным сидельцем. Пол в камере был ниже уровня пола в коридоре, под потолком было небольшое оконце, с трудом пропускавшее свет, четыре стены, покрытые бетонной шубой, и пристёгнутые к стене нары – вот и весь антураж. Пошатавшись по камере полчаса, я стал скучать, выполнил несколько подходов приседаний, отжиманий, провёл пять раундов боя с тенью, снял афганку, и в этот момент дверь в камеру открылась. На пороге стоял радостно улыбающийся, незнакомый мне прапорщик.
– Привет.
– Привет.
– Не «привет», а здравия желаю товарищ старший прапорщик!
– Не вижу у вас второй звезды на погонах, товарищ прапорщик.
– Со зрением проблемы? Это лечится. Фамилия, звание, за что помещён сюда?
– Рядовой Злобарь, за что помещен, не знаю.
– Не виноват?
– Так точно.
– За одну твою рожу, тебя следовало посадить давным – давно.
– На свою посмотри.
– Ах, ты, сявка неучёная! Ну, начнём уроки учить!
Дверь в камеру закрылась, пока я соображал – что это было, раздался скрежет поворачиваемого ключа, кто – то стоящий за дверью, плеснул на пол воды, и щедро посыпал получившуюся лужу хлоркой, в дверь заглянул улыбающийся прапорщик – с лёгким паром!