Интересный был еще разговор о Маяковском. Твардовский говорит это в связи с тем, что Фадеев похвалил твою статью: — "Я бы так начал статью о Маяковском: — "У нас многие любят не Маяковского, но… и так далее. А что вы думаете: не пользуется он популярностью в народе. Что по нему будут в школе русский язык изучать? Да не будут! Пушкина читать будут…"
Не любит он Владимир Владимировича. И я не люблю. И как меня только Лиля терпит…
На обратном пути мело. В двух шагах ничего не видно. Да еще темь. Да еще после оттепели асфальт льдом покрыт. А мои спутники оба дошли. Под елочками у тебя в санатории еще приняли. Твардовский на заднем сидении дремлет, а водитель так рвет машину, то в один кювет, то в другой. Вот-вот набок. Одной рукой правит, другой меня за коленки хватает. Объясняет — студент — у Суркова шоферит. В вечернем учится. — "Только, чур, Суркову ни гу-гу". — Какое там гу-гу! Не довезет: и машину к черту, и нас с Александром Трифоновичем! Смеется, ерничает, черт. Ну, хоть реви! Дала по руке. Так вывернул машину — чуть не перевернулись. — "Недотрога". — Твардовский проснулся. — "Мы что, стоим?" — "Стоим". — "Вот и хорошо, вовремя. Кто первый пойдет гулять? Ноги поразмять. Даму вперед пропустим?" — "Даме не надо". — "Была бы честь предложена".
Пропадали черт знает сколько. Я им и гудела, и фарами мигала. Свалятся где-нибудь или машина на них наскочит. Правда, машины ни одной. Кого в такую погоду понесет, да еще по старому шоссе. Явились наконец. Твардовский вдруг вспомнил, что я училась водить машину. Требует, чтобы я садилась за руль. Сколько я ему ни объясняю, что права есть, а машины нет, не умею я водить машину, да еще в такую погоду…Но что сделаешь с ними, посадили за руль. Руки-ноги от страха отнимаются. Ничего не видно: дворники не помогают. Ползу на ощупь. Твардовский посапывает. Студент на плечо положил мне голову, храпит. Заглох мотор, стоим. Ну, должен он когда-нибудь протрезветь, этот студент! Проснулся, выматерился. Я же во всем виновата оказалась. Повел машину, как ни в чем не бывало.
Поднял Твардовского на лифте, сдал Марии Илларионовне. Я не поднималась, ибо в сердцах Мария Илларионовна могла налететь и на меня. Вот так мы и ездили нанимать тебя в "Новый мир".
Маша
P.S. Звонил сегодня, девятнадцатого, Фадеев. Позвонил половина десятого. Митька сказал, что я сплю. — "А кто ее спрашивает?" — "Фадеев". — "Я сейчас разбужу ее". — "Не надо. Это не к спеху. Я позвоню позже". — Звонил в одиннадцать. — "Я прочел Толину статью. Она стала еще лучше. Передал вчера Симонову. Он перепечатает и со своими поправками пошлет вам. Разобьют, наверное, на две газеты". — Я говорю, что в среду собираюсь ехать к тебе, позвоню Симонову, быть может, он успеет. — "Очень хорошо, этим вы его подстегнете. У него сейчас много дел". — "Будете к юбилею печатать?" — "Нет, в ближайших номерах. Как здоровье Толи?" — "Лучше". — "Ну, и слава богу". — "Мы вчера у него были с Твардовским". — Думала, что Фадеев скажет что-нибудь по поводу "Нового мира". — "Ну, и отлично. Передайте ему привет"»[246].
«Новый мир»
В тот же день, когда Симонов стал главным редактором «Литературной газеты», то есть 7 марта, Тарасенкова назначили заместителем главного редактора в «Новый мир». Он радостно сообщал Вишневскому, что с Твардовским ему очень интересно работать, но это вряд ли обрадовало Вишневского; он недолюбливал Твардовского, да и ревновал старого товарища к новой работе. И еще одно напоминание в том письме: «В марте мне исполнится 41 год, — писал Тарасенков. — Уф! Цифра порядочная»[247].
Редакция первого «Нового мира» располагалась рядом с «Известиями». Это был особняк XIX века, когда-то в нем жила графиня Бобринская, бытовала легенда, что на балах у нее танцевал Пушкин. Особняк был переделан, но лестница и огромное зеркало во всю стену, окованное медными стержнями, остались с прежних времен. В редакции были приемная, с круглым столом, диваном, креслом сбоку, столом секретарши, дверями в отдел прозы, поэзии, науки и публицистики. Кресла были старомодные, в белых чехлах. Распахнутая дверь вела в огромную комнату с двумя окнами, где стоял стол Твардовского и Тарасенкова и длинный стол для заседаний. В 1963 году «Новый мир» переехал в Малый Путинковский переулок, у всех появились кабинеты, где было более двух десятков комнат на трех этажах и 17 телефонов. А в старом доме — только 2 телефона.