19 апреля роман был сдан в набор, хотя и случилось это после горячего обсуждения на редколлегии. 28 апреля была получена верстка, а 29 апреля: «По доносу Бубеннова, — пишет Гроссман, — печатание приостановлено. Экстренное заседание Секретариата»[251].
«Бубеннов был, — вспоминала А. Берзер, — в те дни как бы наследником мертвого бога на полумертвой земле и не спустился со своего Олимпа на это заседание. Все газеты были переполнены цитатами из него, им клялись, на него ссылались, на него равнялись. К этому стоит добавить, что и все последующие годы он проживет вполне благополучно — в большом почете. За всю мою жизнь до меня ни разу не долетела ни одна критическая, резкая и справедливая фраза о его "Белой березе", "Орлиной степи", "Стремнине" и других длинных и фальшивых сочинениях. Он будет издавать однотомники, двухтомники, собрания сочинений, а в ноябре 1979 года в связи с его семидесятилетием писатель Иван Падерин напишет: "Его книги — художественная летопись истории борьбы и побед нашего народа"; у Михаила Семеновича много друзей, почитателей его таланта, но он никогда и ничем не подчеркивает, прямо скажем, своего знаменитого положения в литературе…»[252].
Итак, из-за Бубеннова было предложено отложить печатание романа на два месяца. Роман предлагалось вновь отредактировать полностью и отдать на согласование в ЦК.
Гроссман редактирует снова. 31 мая он пишет в дневнике, что полностью закончен следующий этап редактирования Твардовским и Тарасенковым. Роман сдан в набор и выслан в ЦК. 1 июня Твардовский сообщает Гроссману о разговоре Суркова с Сусловым, «как мне кажется непредубежденным, — отношением ЦК после шума, поднятого Бубенновым». 4 июля верстка ушла в ЦК[253]. Судьба романа пока развивается благополучно.
В это же время на даче на Николиной горе у Тарасенкова после двух сердечных приступов развивается инфаркт. В больницу он не едет, а лечится там же у доктора Российского.
Но роман вновь застревает в ЦК, несмотря на последнюю редакторскую правку. И вот, наконец, Гроссман не выдерживает и 6 декабря 1950 года лично обращается к Сталину.
В течение шести лет я работал над романом «Сталинград». Работу эту я считаю главной работой моей жизни.<…> Пять месяцев тому назад роман в сверстанном виде был послан редакцией в ЦК для получения разрешения на публикацию глав, в которых описано руководство партии и правительства. Ответ до сих пор не получен, и в редакции мне сообщили, что в связи с отсутствием ответа на вопрос о судьбе романа публикация его откладывается на неопределенное время. <…> Горя-40 прошу Вас помочь мне разрешить вопрос о судьбе книги, которую я считаю, главным делом своей жизни[254].
Дальнейшие происшествия
Как только Тарасенков был назначен на работу в журнал, он решил попросить у Фадеева квартиру в новом пристроенном корпусе в писательском доме на Лаврушинском.
21 февраля 1950 года Тарасенков писал Фадееву:
Я собрал за 20 лет огромную библиотеку русской поэзии. Такой второй, пожалуй, нет в мире. Говорю не хвастаясь. А жилье старое, сыроватое, тесное, комнаты проходные. Ни разместить книги, ни работать невозможно.
<…> Предложение Твардовского идти работать с ним в «Новый мир» мне очень по душе. Работа в издательстве административная, нетворческая. Буду очень рад, если меня освободят от издательства[255].
Спустя полгода, 21 сентября 1950 года, Тарасенков вместе с семьей получили квартиру в Лаврушинском. Они оставили дом в Конюшках, где у них было две комнаты и куда приходили Цветаева и Пастернак, и стали соседями по подъезду с Борисом Леонидовичем. Но уже в декабре Тарасенков вновь — в больнице, а Мария Иосифовна пишет ему, что звонил Фадеев, и какой хороший у него был голос, и как хвалил очередную статью о Маяковском и языке. Но главное, выяснял, как квартира, и был рад, что все довольны. Она заканчивала письмо словами, что от Фадеева даже по телефону исходит редкое обаяние. Квартиру Тарасенков заработал «хорошим поведением». Наконец, все его книжная коллекция могла стоять на полках, а не прятаться в подвале. Это было почти полное счастье.
В последних письмах к Вишневскому Тарасенков сообщал, что уже переехал на Лаврушинский и что масса времени ушла у него на упаковку книг и строительство новых шкафов.