…И вот теперь, когда снова свободна наша земля, когда все самое тяжелое позади, когда ослепительный свет победы разгорается все ярче, может быть, уже настало время снова заговорить о лирике и человеческой душе…[7]
Именно теперь, казалось, можно публиковать более глубокие произведения; стараться потихоньку, полушепотом — говорить правду.
В предвоенные годы Тарасенков вошел в когорту ведущих советских критиков как символ проповедующих социалистический реализм. Унылое это занятие он компенсировал бешеной активностью заместителя главного редактора журнала «Знамя», с удовольствием открывая новые имена, выводя на страницы журналов молодых поэтов и прозаиков, пытался протаскивать уже именитых авторов и авторов со сложной репутацией. Он страстно любил литературу: русскую, советскую и даже антисоветскую.
Но работа редактора была сопряжена с постоянным риском. Если вдруг автор окажется политически незрелым, или вдруг в органах на него заведено дело, или у него арестованы родственники, — спросят с редактора. Страх стал частью его жизни и профессии. Тарасенков боялся… Дни и ночи, ночи и дни…
Его знаменитая библиотека поэзии XX века собиралась не им одним. Ему везли поэтические сборники отовсюду, со всех концов страны и даже из-за рубежа. Стихи он любил, как отмечали его современники, до самозабвения. Искал и собирал сборники любых поэтов: известные и неизвестные, талантливые и графоманские, переплетал в ситец, а если не мог достать стихи напечатанными, то записывал запретные или же эмигрантские строки за теми, кто запомнил и привез из заграничных путешествий. Книги разыскивались годами, на них тратились все средства. В процессе поиска Тарасенков вел библиографию, ему приходилось тратить уйму времени, роясь в старых газетах и журналах. В результате у Тарасенкова образовалась уникальная поэтическая библиотека, в которой оказались как дореволюционные, так и собственноручно переписанные сборники стихов и поэм и даже прозы Цветаевой. Именно поэтому в 1940 году Борис Пастернак обратился к нему с просьбой познакомить приехавшую в Советской Союз Марину Цветаеву с его библиотекой с тем, чтобы она могла воспользоваться ею для своей работы. Тарасенков согласился, он был невероятно рад и горд такой просьбой. Однако не надо забывать, что даже бывшие друзья избегали общения с Цветаевой, эмигранткой, у которой были арестованы муж и дочь. Так Марина Цветаева стала приходить в дом Тарасенкова и его жены Марии Иосифовны Белкиной (о чем подробно рассказано в книге «Скрещенье судеб»).
После смерти Тарасенкова Мария Иосифовна нашла среди бумаг рукопись под названием:
«История борьбы с Д.А. Поликарповым».
До наших дней документ дошел почти никому не известным. Историю своей битвы, которая продолжалась около двух лет, Тарасенков запечатлел на 25 машинописных страницах.
В этом документе, довольно внушительном по объему (целиком он приводится в приложении к настоящей книге), рассказывается, как около двух лет шла война с кремлевским чиновником и как Тарасенков победил в этой войне. И хотя победа была короткой, но она все-таки была.
Итак, все по порядку.
Как уже говорилось, Тарасенков был вызван с фронта для улучшения работы журнала «Знамя» с обновленной редколлегией. Он приступил к работе, которая была ему прекрасно знакома по довоенным временам. Теперь, когда война дала множество «горячего» материала, когда выросли новые писатели и поэты, казалось, что можно начать делать абсолютно ни на что не похожий журнал. Тарасенков очень любил журнальную жизнь и начал действовать.
Но и власть не дремала. Поликарпов, который до этого держал в страхе Радиокомитет, и уже был снят оттуда по просьбам сотрудников, все равно оставался «любимцем партии» и продолжал свою деятельность уже на новом поприще. Как пишет Тарасенков, он сразу же стал проявлять огромную активность, вмешиваясь буквально во все, что происходило в «Знамени». Сначала это касалось мелочей. Он приходил на собрания, организационные встречи с известными фронтовиками, где выражал недовольство обсуждаемыми темами, требовал строжайшего контроля.