Выбрать главу

13 января 1948 года Михоэлс "попал под машину" в Минске, куда был командирован Комитетом по Сталинским премиям. Наутро мамина близкая приятельница Ирина Дмитриевна Трофименко, жена командующего Белорусским военным округом, позвонила нам в Москву и сказала: "Ночью убили Михоэлса". И положила трубку.

Мама пошла к отцу в кабинет: "Звонила Ира Трофименко, Михоэлс убит…" Отец поднес палец к губам: "Ша!"

У стен в то время имелись уши, это и дети знали… Отец с матерью вышли на улицу, там можно было говорить.

Через несколько дней приехала из Минска Ирина Трофименко, рассказала матери, — разумеется, под секретом: муж запретил говорить на эту тему, — что Михоэлс был убит на даче, потом его тело перевезли в Минск и инсценировали гибель под колесами грузовика и что все это дело рук белорусского министра МГБ Цанавы.

В стихотворении «Михоэлсу — неугасимый светильник. У гроба» Перец Маркиш писал:

— О Вечность! Я на твой поруганный порог

Иду зарубленный, убитый, бездыханный. Следы злодейства я, как мой народ, сберег, Чтоб ты узнала нас, вглядевшись в эти раны.
Сочти их до одной. Я спас от палачей Детей и матерей ценой моих увечий. За тех, кто избежал и газа, и печей, Я жизнью заплатил и мукой человечьей! Твою тропу вовек не скроют лед и снег, Твой крик не заглушит заплечный кат наемный, Боль размозженных глаз вскипает из-под век И рвется к небесам, как скальный кряж огромный.

(Перевод А. Штейнберга)

Ни о какой "гибели под колесами" нет и речи: заказную работу сделал убийца, "кат наемный". В официальную версию — наезд грузовика — верили либо те, кто хотел в это верить, либо те, кому в это верить было велено»[125]. Вишневский записал в дневнике:

Весть о смерти Михоэлса. Я просто ошеломлен…

— Диверсия, автокатастрофа, ограбление?

— Замерзший труп, где-то лежит, — говорят, разбита голова, документы, деньги, целы.

15 января. Звонки: о Михоэлсе. В городе считают, что их гибель связана с каким-то нападением… Жена Михоэлса говорит, что он получал угрожающие письма…

16 января. Похороны Михоэлса[126].

На похоронах Михоэлса Сергей Эйзенштейн сказал шепотом своему другу, артисту Михаилу Штрауху, что следующей жертвой — будет он. И действительно, спустя месяц, 10 февраля, когда выходит очередное зубодробительное постановление «Об опере "Великая дружба" В. Мурадели», Эйзенштейн внезапно умирает.

Есть версия, что он услышал текст постановления еще ночью, «по вражеским» голосам, которые могли выдать накануне его в эфир. Тогда-то он, пытаясь выключить приемник, упал сраженный вторым инфарктом. Постановление касалось не только Мурадели, а близких друзей мастера — Шостаковича и Прокофьева.

Убийство Михоэлса дало старт гонениям на евреев.

Появляется эпиграмма:

Чтоб не прослыть антисемитом, Зови жида космополитом.

С начала 1948 года, как вспоминает Наталья Соколова: «…все твердят русские, русские… Отделы кадров начинают поджимать, притеснять, увольнять евреев… <…>

Спустя годы она записала за Даниилом Даниным характерный для того времени эпизод: «Совещание секретариата. Работа с детьми погибших. "Фадеев: Что это для такой патриотической комиссии не нашли представителя основной нации? <…> Говорил с трудом, натужно. Но говорил! — Между прочим, я сейчас был в ЦК. И что же? Показывают мне пригласительный билет на совещание критиков. <…> Мало, очень мало критиков основной национальности. Тишина. Все обалдели. Опустили глаза. Не смотрят на Фадеева. Не смотрят друг на друга. Стыдно»[127].

Лето-осень 1947 года. Тарасенков

Итак, Тарасенков не сдался. Ушел из «Знамени», с ощущением чувства собственного достоинства. Прошлое отречение еще жгло, и, наверное, не забывалось. Да его ни на минуту не давал забыть тот же Вишневский. Тарасенков выехал с Рижского взморья в Москву, а ему на смену приехал Данин и его жена — Туся Разумовская. Всем очень нравилась Прибалтика — культурой, чистотой, остатками буржуазных привычек, в чем они, отправляясь туда каждое лето, порой не отдавали себе отчета. Для Тарасенкова это был еще и Клондайк эмигрантской литературы, которую он и другие коллекционеры скупали в букинистических магазинах. Считалось, что на этой неудержимой страсти был пойман и посажен Александр Гладков, с которым Тарасенков часто обменивался раритетами.

вернуться

125

Маркиш С. ЕАК. Время и место / Лехаим, 2006. 4 (168). www.lechaim.ru.

вернуться

126

РГАЛИ. Ф. 1038. Оп. 1. Ед. хр. 2137.

вернуться

127

РГАЛИ. Ф. 3270. Оп. 1. Ед. хр. 11. Данин в пересказе Соколовой говорил: « Мне в конце сороковых было хуже, чем тому же Рунину, беспартийному. Я был кандидатом партии (вступил на фронте), из-за этого никак не мог забиться, укрыться».