В мае 1948 года не без усилий со стороны СССР было создано государство Израиль. К удивлению арабского мира, на совете ООН советский представитель A.A. Громыко открыто поддержал создание еврейского государства.
Но вскоре Израиль стал принимать помощь враждебной СССР Америки. Это до глубины души разозлило Сталина. Израиль мгновенно превратился во враждебное государство, а все евреи стали подозреваться в тайных симпатиях к нему. Борьбу с низкопоклонством перед Западом, а также с борьбой с безродными космополитами вел, не жалея сил, A.A. Жданов. В августе 1948 года он внезапно умер от инфаркта. Смерть освободила его от того, от чего не уберегла его ленинградских любимцев — расстреляны будут H.A. Вознесенский, A.A. Кузнецов и другие, те, кого Жданов привел за собой в Москву.
Разгром журнала «Знамя»
В июле 1948 года газета «Культура и жизнь» дала залп по журналу «Знамя». Статья о повести Н. Мельникова «Редакция» называлась «Гнилая повесть и неразборчивая редакция»[171]. Она рассказывала о жизни во фронтовой газете, о главном герое повести, рефлексирующем интеллигенте. Повесть была объявлена клеветнической. Одновременно говорилось, что в журнале печатается много слабых вещей, в том числе ругали повесть Казакевича «Двое в пути», Вишневского хвалили за драматургические достижения, при этом подчеркивали, что он давно не пишет ничего нового. Время его уходило.
Еще в марте 1948 года Вишневский заносит в дневник вырвавшиеся горячие строки:
О, эти непрерывные заседания, невозвратные потери времени, отрыв от природы, от книг, от всего женского, красивого. Желтый свет, табачный дым, надоевшие люди, холодный чай, телефонные звонки, равнодушные стенографистки! Бледность или апоплексия, краснота лиц. — Горбатов шепчет мне: «Я с ума схожу или уже сошел»[172].
Казалось, удушливая атмосфера, убивающая все живое вокруг себя, постепенно губила и Сталина, и убивала его клевретов. Происходящее многим казалось абсурдным, и трудно было разделять идеологию, видеть хотя бы какой-то смысл происходящего даже тем, кто искренне служил системе.
Вишневский действительно плохо понимал, что он мог сделать не так. Не будучи природным антисемитом, он не сразу угадал новую установку власти.
Борис Рунин, многолетний критик журнала «Знамя», родственник Мельникова, рассказывал годы спустя Наталье Соколовой: «Приходит очередной номер "Культуры и жизни", а там рубрика "По материалам газеты". Секретариат обсудил… признал… опубликование порочной повести Н. Мельникова (Мельмана) является грубой ошибкой. <…> "Но самое главное, самое удивительное было не в этом. Мельников (Мельман) — вот, что нас потрясло. Раскрытие псевдонима, в скобках после него настоящая еврейская фамилии… Такого не бывало…»
В Дубултах находился Перец Маркиш. Говорит, что ему тоже неприятно раскрытие фамилии: «Попадет вашему родственнику, попадет Казакевичу, но дело ведь не в них. Хорошо продуманный удар, неслучайный! Это начало конца, но не вашего, не думайте. Вы — евреи, пишущие по-русски и о русской жизни, евреи только по крови… о вас особый, отдельный разговор. Нет, сейчас наш черед — тех, которые думают и пишут на идише. Черед настоящих евреев, чьи судьбы тесно связаны с судьбами еврейского народа <…> наш конец близок, наверняка <…> Короткий разговор нас с Нюней просто потряс…»[173].
Вишневский раскритикованный, но не снятый с поста главного редактора, исчез. Потом он будет ругать всех, даже машинисток.
На заседании в ЦК 4 ноября Вишневский клялся, что все исправит. «Низкопоклонство — надо поднять эту тему. Огонь по формализму… Я хочу работать. Я человек сегодняшнего дня».
Выступающие не верят покаянным речам главного редактора: «В журнале наметилась гнилая линия… Роются в достоевщине… стихи Алигер и Голованивского, грустные панихидные мотивы… хвалят Бялика…».
171
Наталья Соколова писала: «Я хорошо знала еще со студенческих лет умного, острого, ироничного Боба (Борис Рунин. —