В предыдущей главе, посвященной политической истории Золотой Орды XIII и начала XIV вв., мы видели, как это, первоначально довольно примитивно государственное образование, превратилось в одно из крупнейших государств средневековья. В отличие от прочих монгольских государств, сложившихся в Иране, Средней Азии, Китае и в самой Монголии, и к тому времени переживавших упадок, Золотая Орда к 40-м годам XIV в. достигла наивысшего своего могущества.
Это могущество обошлось весьма дорого. Монголы уничтожили огромные материальные ценности и истребили массу самих производителей материальных благ. Современники монольского нашествия оставили нам описание колоссальных разрушений, которые были результатом монгольского завоевания. «Само собой разумеется, — писал Ф. Энгельс, — что при каждом завоевании более варварским народом ход экономического развития нарушается и уничтожается целая масса производительных сил»[242].
Монголы не ограничивались разрушением городов и сел. Они массами уничтожали покоренное население. Ибн-ал-Асира (умер в 1233 г.), один из наиболее беспристрастных арабских летописателей, отмечал небывалую жестокость монголов в отношении покоренных народов. Монголы, по его словам, «ни над кем не сжалились, а избивали женщин, мужчин, младенцев, распарывали утробы беременных и умерщвляли зародышей»[243]. Такие же жестокости проявляли монголы при завоевании Руси. Город Киев, бывший до нашествия большим и густо населенным, после завоевания его монголами едва насчитывал, по рассказам Плано Карпини, двести домов. В окрестностях города белели «бесчисленный головы и кости мертвых людей». Монголы, по его словам, «произвели великое избияние», разрушили города и крепости и убили (множество) людей»[244]. Следы минувших разрушений были еще заметны сто лет спустя после нашествия монголов. Арабский писатель Эль-Омари, описывая половецкую степь сороковых годов XIV в., говорит: «Эта страна — (одна) из самых больших земель, (изобилующая) водою и пастбищами, дающая богатый урожай, когда сеется в ней (хлеб)… До покорения (этой страны) татарами, она была повсюду возделанная, а теперь в ней (только) остатки этой возделанности»[245], то же самое’ отмечает автор «Хождения Пименова в Царьград», говоря о бассейне р. Дона, он замечает: «Бяше то пустыня зело всюду, не бе бо видети тамо ничтоже: ни града, ни села; ате бо и быша древле гради красны и нарочиты зело выдением места, точью пусто же все и не населено»[246].
Разрушение городов и сел, превращение возделываемых полей в необитаемые пастбища в завоеванных монголами странах, как указывал К. Маркс, было обусловлено характером производства, требующего необходимого пространства земель для организации кочевого хозяйства. «Монголы при опустошении России, — писал К. Маркс, — действовали соответственно их способу производства; для скотоводства большие необитаемые пространства являются главным условием»[247]. Отсюда стремление монголов «обращать людей в покорные стада, а плодородные земли и населенные местности в пастбище»[248].
Монгольские и тюркские племена, прибывшие вместе с Батыем в Дешт-и-Кипчак, были клевниками, владевшими большим количеством скота. «Они очень богаты скотом, — писал Плано Карпини, — верблюдами, быками, овцами, козами и лошадьми. Всякого скота у них такое огромное количество, какого, по нашему мнению, нет в целом мире»[249]. Лошадей в этой земле чрезвычайно много, и стоят они безделицу, — писал другой путешественник Ибн-Батути, — ими они (тюрки) питаются; в их крае они (столь же обильны), как в нашей земле овцы, пожалуй, и больше. Бывает их у одного тюрка по (нескольку) тысяч. Один из обычаев тюрков-коневодов, населяющих этот край (заключается в том), что на арбах, в которых ездят жены их, помещают кусок войлока длиною в пядь, привязанный к тонкому шесту, длиною в локоть в углу арбы; на каждую тысячу коней пола — гается один (такой) кусок. Видел я, что у некоторых из них бывает по 10 кусков, а у иных больше того», т. е. 10 000 и более лошадей[250].