Наряду со скотоводством, являющимся основным источником существования населения, существовали охотничьи промыслы. «Охотой они добывают себе значительную часть своего пропитания», — говорит Рубрук[251]. О том же за несколько лет до него писал и Плано Карпини: «Их пищу составляет все, что можно разжевать, именно они едят собак, волков, лисиц и лошадей, а в случае нужды вкушают человеческое мясо(?). Хлебов у них нет, равно как и овощей[252]. Употребление в пищу монголами человеческого мяса не подтверждается другими источниками, но мясо волков, лисиц и других диких зверей долгое время служило пищей кочевников. Население улусов Шайбана и Орда-Ичена, обитавшее в Зауралье, во времена Марко Поло оставалось охотниками. Однако во времена Ибн-Батута и других путешественников, сообщениями которых пользовался Эль-Омари, охота уже не имела такого значения.
Охота осталась лишь развлечением и забавой правящей аристократии Золотой Орды. О сокольниках, волочарах, барсниках упоминается в ханских ярлыках, как о лицах, непосредственно подчиненных хану и обслуживавших потребности ханского двора.
Плано Карпини, Рубрук, оставившие нам интереснейшие данные об экономическом быте коччевников Золотой Орды, сообщая о скотоводстве и охоте, почти не говорят о земледелии. Рубрук только один раз мимоходом замечает, что у некоторых важных господ, имевших поместья на юге, возделывалось просо[253], тари (просо), упоминающееся еще в орхонских надписях VI–VII вв., кажется, было единственной культурой, известной тогда кочевникам. Судя по словам Рубрука, даже возделыванием проса занималась лишь небольшая часть населения. Длительное пребывание кочевников с земледельческим населением Хорезма, Булгар и Русью не осталось бесследным для татар. Кочевники Золотой Орды, хотя и медленно, все же стали воспринимать от своих соседей земледелие. Если им во времена Рубрука было известно только просо, то уже в конце XIII в. они знали другие виды хлебных злаков. В Половецком словаре (Codex Cumanicus), составленном в Италии в 1303 г. в качестве руководства итальянским купцам, торговавшим в Дешт-и-Кипчаке, кроме проса, упоминается ячмень (арпа), горох (бурчак) и мак[254]. Есть также указания о попытках культивирования пшеницы, но полей, засеянных пшеницей, ячменем и бобовыми культурами по сравнению с просом, было немного. «Посевов у них мало, — писал Эль — Омари в 40-х г. XIV в, — и меньше всего пшеницы, и ячменя, бобов же почти нельзя отыскать. Чаще всего встречается у них просо; им они питаются и по части произведений земли в нем заключается главная еда их»[255].
В том же Половецком словаре, наряду с названием хлебных злаков, встречается название плуга (сабан) и ряд слов, связанных с его употреблением: плугарь («сабанчи»), пахать плугом («сабан сурмак»), железный плуг («сабан тимер»), плужская земля («сабан ери») и т. д. и т. п.[256]. Кроме плуга, в Золотой Орде были знакомы и с сохой. Однажды хан Токтай послал в подарок соху темнику Ногаю, как бы желая этим сказать: «даже Ногай ушел бы в самую глубь земли, все-таки он (хан) выкопает его оттуда этою сохою»[257].
Появление плуга (сабана), сохи (сука) в Золотой Орде в качестве земледельческого орудия сам по себе факт, заслуживающий внимания, тем не менее нет надобности переоценивать ее роль, Сабан (плуг), упоминаемый в половецком словаре, применялся не везде. Узбеки и казахи, когда-то входившие в Золотую Орду, не знают этого термина. У татар, узбеков, казахов и др. народов, образовавшихся после распада Золотой Орды, отсутствует общая терминология не только для обозначения плуга и сохи, но и для обозначения печеного хлеба. У татар печеный хлеб носит название или, у узбеков — нан, у казахов — кульча, тогда как название хлебных злаков (пшеницы, ячменя, проса) и муки является общим. Отсутствие общей терминологии для обозначения плуга, печеного хлеба свидетельствует о примитивном характере земледелия, еще не успевшего отделиться от скотоводства.