Но ведь в том и состояла мысль моей речи, что... мы отказываемся от рецептов, т. е. от ключей для открывания замков, секретов искусства, ибо общих рецептов не существует, общего ключа нет, каждый художник должен найти свой ключ, чтобы выразить своими средствами и через себя то, что должно быть выражено.
Следовало бы поспорить с Арагоном или лучше — разъяснить то, что, может быть, я не точно высказал либо он не вполне понял. <…>
Но это значит говорить о социалистическом реализме в плане теории, где наговорено чересчур много путаного, и распутать дело не так просто...
19 мая. — Прочитал «Темные аллеи» Бунина, и на глазах вдруг слезы. Немного надо, всего — страничку, чтобы передалось чувство.
После того, как я осмелился сказать о Бунине в речи на съезде, его оживляют: выбрали несколько маленьких вещей для «Нового мира», еще робко, с предварением читателя о его роковой «позиции». Будет скоро выпускать книги Госиздат.
Не моя, конечно, — не только моя заслуга, и не моя смелость... но все же я сделал, что мог: назвал имя.
20 мая. — Приезжал Каплер, говорили об экранизации дилогии. Он уже начал сценарий по «Первым радостям», а Мосфильм в своей студии прямо по тексту романа ведет пробы актеров. Каплер идет путем как будто единственно возможным в этом невозможном деле переселения литературы на экран (конечно, следами Извекова). Он показался мне наиболее широким по своим представлениям о литературе из знакомых людей кинематографии.
27 мая. — <...> Я написал фразу: «Когда они выехали из леса...» Мне помешали. На другой день я вычеркнул фразу и написал: «Они выехали в поле...». Мне помешали. На третий день я зачеркнул и начал: «Они...» Тогда приехали из города, и начались три дня для меня уже бытового типа деятельности, совершенно вредной писателю и вряд ли слишком полезной кому-нибудь еще.
28 мая. — Думаю об отпуске в июне, — может быть, на первые две недели уеду в Суханове, чтобы приучить внешний мир к своему отсутствию. Внутренний мир буду заново приучать хоть к сколько-нибудь последовательной работе. Но еще не знаю — начать ли с роковой фразы — «Они выехали в поле...» либо сделать заметки для сборника статей «Писатель за столом». Хотелось бы оживить переиздание статей новыми страницами, — пусть страницами, если не мыслями.
2 июня. — Сегодня с Варюшей работали в саду над дорожками. Старый круг вечером по полю. Никто не мешал.
Сейчас пересматривал, перечитывал записки к «За столом». Материал большой. Если охватить главное, то это книга. Правильнее писать отдельные заметки, внутренне законченные, но без особой или даже без какой-либо последовательности, а затем придать им иерархический порядок. Если же начинать с концепции, то одна разработка плана займет время, не говоря об опасности превратить весь материал в скуку. Надо на каждую заметку смотреть, как на афоризм: она должна быть постановкой вопроса и ответом на него в кратчайшем выражении. Но там, где преобладать должны факты над суждениями, там заметка может вырасти в небольшую главу.
4 июня. — Чуковский, Марина, неизвестная пушкинистка, потом Нина слушали у меня Андроникова, который был в необычайном ударе и читал два часа подряд свои пародии на писателей. Пластически и в передаче масок блестяще, по умению схватить зерно пародируемого образа и исчерпать характер в меткой устной новелле — непревзойденно- мастерски! С тех пор, как знаю К. И. Чуковского, т. е. за добрых тридцать пять лет, он впервые задержался у меня до полуночи, нарушив обычай свой — в 10 часов быть в постели. Это мог сделать один Андроников.
5 июня. — С Брайниной намечали план сборника. Предлагает включить письма-отзывы о рукописях прозаиков, отзывы для редакций, некрологи и пр. в этом духе: я предоставил ей всякое из архива, и она восторгается, — думаю, без особых оснований. Мое предположение написать заметки по материалу «Писатель за столом» одобряет, а я тем временем успел разочароваться в своем плане, и не хочется писать.
Явились В. Смирнова, Книпович, и в этот критический венок вплелся Леонов. Мы говорили оживленно о кинематографе, о фильмах, запоминающихся среди десятков как искусство, — больше всего о «Moulin rouge» (Леонов тоже видел эту картину, и знаменательно, что такие разные люди — я и он — почти одинаково, т. е. на примере одних и тех же подробностей, восхищаются искусством, когда оно искусство!).
8 июня. — Отпуск на даче. Я велел говорить всем, что уехал в санаторий, и этот слух пока еще в силе — четыре дня никого не было из города.