Выбрать главу

Разбирая лопатами и ножами слой стоянки, мы могли видеть следы древних морозов, оставивших широкие и глубокие трещины, заполненные рыжим суглинком верхних слоев.

Сантиметр за сантиметром вглубь. Угольки. Косточки. Кремень. Бусинка. То здесь, то там мелькают ярко-красные крупицы охры. Охры много. И опять непонятно: почему? Случайно просыпалась? Такими уж неряхами они были? Или специально?

А вот слой темнеет, и проступает углистое пятно очага.

Очаг — ямка, в которой горел костер. Вероятнее всего, внутри шалаша, чýма. Поскольку никаких следов долговременных и утепленных жилищ на Сунгире нет, остается думать, что сунгирцы жили здесь только летом, довольствуясь легкими, разборными вигвамами или чумами.

Кстати, этому есть еще одно подтверждение.

Уже потом, в Москве, определяя кости, собранные нами при раскопках, зоологи обратили внимание на любопытную деталь. Среди всех костей и черепов северных оленей не нашлось черепа со сброшенными рогами. Все они были или с крепкими, осенними рогами, или с молодыми, летними. Получалось, что на оленей сунгирцы охотились лишь летом и осенью. Может быть, весна, когда у оленей родится потомство, а сами они сбрасывают рога, считалась заповедным для охоты временем? Но может быть, здесь просто не было охотников? В таком случае зимние жилища сунгирцев находились в ином месте. Не в теперешних ли Костенках?..

По костям удалось узнать о Сунгире много интересного, в первую очередь — представить тот животный мир, который окружал древнего человека.

В Сунгире водились волки, зайцы, бурые медведи, зубры, дикие лошади, песцы, из клыков которых сунгирцы делали украшения. Много было различных мелких зверей и птиц. Лемминги, пеструшки, чайки — самые характерные обитатели Заполярья. По этим находкам, по определенным видам деревьев — угольки в слое! — по зернам цветочной пыльцы, сохранившимся в почве, оказалось возможным представить и общий вид этих мест.

На высоких берегах полноводной широкой реки, какой была тогда нынешняя Клязьма, расстилалась лесотундра: березняки, больше похожие на кустарник, чем на лес, чахлые елочки, сосенки, низкий стланик полярной ивы — и все это на кочковатом болоте, среди бесчисленных ручьев, мелких и крупных озер. Холодный ветер с севера, с ледника, гонит над землей низкие, рваные облака. Клубятся туманы. По холмистой тундре неторопливо передвигаются тяжелые мамонты — мохнатые, черно-рыжие глыбы… И наш маленький ручеек, где мы берем воду, тогда был внушительным притоком огромной древней пра-Клязьмы.

Мир суровый, холодный, неуютный. Первозданный мир! У него — все в будущем. Но вряд ли об этом будущем думают обитатели маленького стойбища на берегу реки. Слишком тяжела и полна опасностей их настоящая жизнь. Жизнь — в борьбе за тепло и пищу.

Черное пятно кострища, в котором плясали язычки огня, — вот «центр» их жизни.

Но когда начинаешь расчищать очередной очаг, какое разочарование! Не ямка, а бугристая, расплывшаяся, как клякса, впадинка. Все перемешано, перекручено. И сам почвенный слой, если посмотреть на него в разрезе, кажется разорванным и мешаным, словно в древности его кто-то старательно сминал, растягивал, топтался по нему…

Однажды, потратив целый день, чтобы точно зарисовать все эти изгибы, я не выдержал и спросил Бадера, почему на Сунгире этот слой ведет себя не так, как все другие, лежащие ровно.

— Да, — сказал Бадер. — Это надо объяснить! В самом деле: почему бы он стал таким?

Казалось, Бадер размышлял, но я поймал его чуть лукавый и быстрый взгляд в мою сторону.

— Знаете что? Давайте позовем всех и подумаем, — предложил он внезапно. — Это будет интересно…

— Итак, — начал Отто Николаевич, когда собрались все «сунгирцы», — Андрей задал вопрос, который имеет самое непосредственное отношение к памятнику: почему культурный слой стоянки в таком состоянии?

— Склон здесь, вот и смешались слои, — проговорил Коля.

— Ну, склон небольшой, — тотчас же возразил Лева. — Уклон еле виден! Может, потоки какие-нибудь?

— А вы, Сережа?

— Отто Николаевич, я же знаю, что такое солифлюкция!

— Да, я забыл! Так вот, друзья, все это — типичные следы солифлюкции.

— Короче, здесь была вечная мерзлота, так, папа?

— Да, Коля. Вечная мерзлота. Об этом вы могли догадаться по тем огромным морозобойным трещинам, которые нам все время встречаются. Видите ли, друзья, такие явления хорошо изучены в районах Севера. Весной и летом солнце может прогреть только небольшой слой почвы. Он становится пластичным и стекает вниз по склону. Стекает — не совсем точно: сдвигается. И если это происходит достаточно долго, в течение тысячелетий, получается такая картина — все слои смешаны, сдвинуты. Такое явление и называется солифлюкцией. А вы обратили внимание, куда было направлено движение этого слоя?