Ветер, который мы так проклинали по дороге, словно готовил стоянку к нашему приезду. Он сдул торфяную пыль, весь торф, поднятый машинами, обнажив культурный слой со всем, что было в нем заключено.
— А вот это подвеска, честное слово, костяная подвеска!
Таня радовалась, как Шурик. Маленькая овальная пластинка с дырочкой у края. Ну разве найдешь такую в песке дюн?!
— Вы будете сейчас копать? — суетился Шурик, подскакивая то к одному из нас, то к другому, хватая с земли черепки и кости. — А где вы будете копать? Вы привезли лопаты? А то я могу домой сбегать…
Костя, наш проводник, смотрел на все это скорее равнодушно, хотя внимательно слушал разговоры и объяснения. Потом, увидев, что мы не собираемся копать, простился и отправился назад.
Первые восторги и волнения позади. Теперь начиналась работа.
Итак, в первую очередь — план стоянки. Я попросил заняться этим Таню и Олега, достал им буссоль и планшет с миллиметровкой. Сергей и Шурик, который ходил вокруг него с влюбленными глазами, начали собирать все, что можно было поднять на стоянке без раскопок.
Картовые канавы разрезали черный прямоугольник на три части. Перед нами были уже готовые разрезы слоев — их надо было чуть-чуть освежить лопатой. Несколько ударов острым лезвием — и вот уже все слои выступают в своей первозданной чистоте.
Я не ошибся — от культурного слоя осталась самая малость: сантиметров двенадцать — пятнадцать, остальное сняли машины. Ниже лежал рыжий, плотный торф из осоки и хвощей. Их стебли были сплюснуты, спрессованы, но сохранились хорошо. Слой этот не превышал полуметра. Ниже начинались желто-голубые сапропели — озерный ил. Таким образом, поселение древних берендеев было не на открытой воде озера, а на болоте, возле берега, по крайней мере через пятьсот лет после того, как озеро отсюда отступило.
Хотинский зачищает лопатой стенку канавы, и внезапно в разрезе появляется длинная тонкая свая, уходящая нижним концом в сапропели.
— Подожди немного, я сфотографирую! — говорю я Хотинскому.
Свая чуть меньше метра длиной. Она совсем целая, и, если бы не мягкость дерева, можно подумать, что ее только недавно вбили.
Пока я фотографирую слои и сваю, под лопатой Хотинского появляется еще одна, в полуметре от первой. Осторожно, чтобы не сломать, мы извлекаем сваи из торфа и ила.
— Ель. И эта тоже еловая, — говорит Хотинский, растирая в пальцах кусочки коры.
— Ты посмотри, она даже затесана! — удивляется Сергей, очищая дерево от прилипшей грязи.
— Они все острые! Они все затесаны! Я знаю, я видел! — Шурик уже тут как тут, и Сергей цыкает на него, чтобы он поменьше прыгал и вмешивался в разговор.
Сваи заточены, как карандаши. Узкие длинные затесы накладываются друг на друга. Они не плоские, а желобком.
Помедлив, Сергей идет к собранной им куче и возвращается с каменным брусочком в руке.
— Похоже?
Это тесло — топор с поперечным желобчатым лезвием. «Тесать» — работать теслом. Или наоборот. Обычным топором дерево рубят и раскалывают, а обтесывали раньше всегда теслами. И ширина лезвия как раз подходит к желобкам. Может быть, этим самым теслом и отесывали наши сваи?
Олег побежал к машине за полиэтиленовой пленкой.
Сваи надо скорее завернуть — плотно, крепко, чтобы не разломились и не высохли. Сваи нужны нам, чтобы точно определить дату стоянки.
— По радиоуглероду? — догадывается Таня.
— Конечно! Разве можно упустить такой случай?
Радиоактивны не только минералы, но и живые организмы, и растения. Там, где нет искусственной радиоактивности или радиоактивных месторождений, основным источником радиации служит радиоактивный углерод с атомным весом 14. Его атом отличается от нерадиоактивных изотопов углерода тем, что у него не шесть или семь нейтронов, а восемь.
Радиоактивный углерод образуется в верхних слоях атмосферы из атомов обычного углерода под действием космических лучей. Затем он быстро окисляется, превращается в радиоактивную же углекислоту и вместе с обычной углекислотой усваивается живыми организмами, где находится в определенной пропорции до момента смерти животного или растения. С этого момента радиоактивный углерод не накапливается, а только распадается, в то время как обычный углерод остается в том же количестве, что и раньше.
Зная скорость распада углерода с атомным весом 14, можно подсчитать его количество в любом образце древесины, торфа или угля. А сравнивая полученные данные с первоначальным его количеством в момент гибели организма, можно установить, сколько прошло времени от этого момента до времени анализа. Если это дерево, то как давно его срубили. Если торф или известняк, — когда он начал откладываться. Если уголь, — когда сгорело дерево.