Да и молва об умении, а главное, желании Леонида Борисовича договариваться с западными странами достигла и Парижа. Итак, с июля 1924 г. Красин во Франции. Надо сказать, сам он восторга по этому поводу не испытывает: все его деловые и семейные интересы прочно завязаны на Лондон. Там его семья, там его деньги. К тому же его вгоняют в тоску затяжные дожди, обрушившиеся тогда на Париж. Леонид Борисович все чаще впадает в меланхолию. «…Вот прожил жизнь и никаких полезных вещей, а главное хлеба, за всю свою жизнь не произвел, все на меня другие работают, а я будто занимаюсь толчением воды в ступе или во всяком случае вещами, полезность которых еще надо доказывать»[1730], — слезливо жалится Татарин (именно так он подписывал свои послания к Миклашевской) в одном из писем. Уж явно рассчитывал на сочувствие от возлюбленной, которой писал очень часто, иногда каждый день.
А накануне отъезда из Москвы у Красина состоялся любопытный разговор с Рыковым. Алексей Иванович не стал ходить вокруг да около, а прямо поинтересовался у Леонида Борисовича, как тот намерен на оклад посла содержать две семьи, особенно зная склонность Любови Васильевны спускать деньги на красивую жизнь? Красин назвал необходимую дополнительную сумму — 100 ф. ст. в месяц. Условились, что деньги будут поступать через Горбунова из специального фонда председателя СНК. Этим и ограничится круг посвященных. А Горбунов позаботится переправить их Красину за границу через одного из надежных товарищей, на роль которого согласился Крестинский. На том и порешили. Но прошло больше месяца, а средства Крестинскому в Берлин так и не поступили. Красин, по словам последнего, начал проявлять беспокойство. Однако вскоре Горбунов урегулировал этот вопрос, и деньги стали приходить. Крестинский исправно пересылал их в Париж Любови Васильевне, получая взамен соответствующие расписки[1731].
Крестинский приводит этот факт, а также то обстоятельство, что его постоянно торопили из Парижа с присылкой денег, в качестве доказательства отсутствия у Красина значительных накоплений. Но на этот вопрос можно взглянуть и с другой стороны: не демонстрировал ли Красин таким образом первой супруге, что денег у него нет? Леонид Борисович явно не горел желанием посвящать Любовь Васильевну во все детали своего финансового положения, поскольку к тому времени полностью утратил к ней доверие, а главным образом какую-либо сердечную привязанность. Теперь все его помыслы были устремлены к другой. Тамара и Леночка (так Красин стал называть их дочь после смерти Ленина) — вот его отрада и будущее, и их благополучие для него превыше всего.
А пока мадам Красина-первая, особа весьма деятельная, особенно когда могла вольно распоряжаться деньгами, зачастую ей не принадлежавшими, т. е. государственными или народными, как тогда было принято говорить, осваивала французские просторы. «Любовь Васильевна, — отмечает В. Эрлихман, — охотно игравшая в Лондоне роль торгпредши, перебралась в Париж вместе с дочками, чтобы с еще большим удовольствием играть роль супруги посла»[1732]. И первое, за что она взялась, — обновление за казенный счет здания посольства. Надо признать, к тому времени она вполне смирилась с наличием у ее супруга второй семьи, закрепив за собой роль первой жены султана, что, впрочем, вполне ее устраивало. Любовь Васильевну беспокоило только одно — деньги. И пока Красин мог обеспечивать ей и дочерям более чем безбедное существование, она совершенно комфортно чувствовала себя в роли официальной спутницы жизни столь известного и популярного деятеля, каковым на тот момент являлся Красин, которого она зачастую именовала просто Л. Б. Необходимо отметить, что так ярко проявившаяся в тот период алчность не развилась у Любови Васильевны в последние годы, когда здоровье Красина пошатнулось и стало необходимо задуматься о будущем. Как вспоминал близко знавший ее с молодых лет Соломон, уже к моменту возобновления отношений с Красиным в 1902 г. в ней «не было ничего общего с той курсисткой Миловидовой»: «Жизнь и нужда наложили на нее свою тяжелую руку, и от былого идеализма в ней не осталось уже ничего. Это была зрелая женщина, очень себе на уме, с обывательской хитрецой, с явно выраженными мещанскими стремлениями извлечь из каждого, что можно, для себя и своих, с тяготением к мещанской, дурного тона „шикарности“»[1733]. Они встретились в Крыму, где Леонид Борисович в очередной раз «скрывался» от полиции, а Любовь Васильевна отдыхала с детьми. Старая любовь не ржавеет: страсти закипели вновь. А вскоре, не разводясь с прежним мужем Виктором Оксом, настойчивая дама появилась в доме Красина в Баку с тремя детьми и заявила, что собирается с ним жить. И Леонид Борисович согласился: якобы ему очень докучало внимание местных незамужних дам[1734]. Лично я верю в эту версию биографов Красина с трудом, но факт есть факт: Любовь Васильевна вернулась в жизнь Леонида Борисовича.