Рисковал ли Красин в случае такого выбора своей дальнейшей судьбы? Полагаю, особо нет. Вряд ли в Кремле решились бы тронуть настолько известного в мире человека. Скорее всего, попытались бы договориться, откупиться в крайнем случае. Нашли бы (или создали специально под него) какую-нибудь малозначимую, но неплохо оплачиваемую должность в обмен на обещание помалкивать. Пример тому — А. Л. Шейнман. Но это все только предположения… Л. Д. Троцкого тоже долго не трогали.
Внешне Красин пока что никак не демонстрирует своих намерений. Он активно включается в работу, благо наступает временное улучшение состояния здоровья. Одним из первых встречается со своим старым знакомым Остином Чемберленом, занимающим теперь кресло главы МИД. И диалог вроде бы налаживается.
Надо сказать, результаты первых контактов Красина в Лондоне устраивали далеко не всех в Москве. Многие из советских руководителей полагали, что полпред в Великобритании занимает соглашательскую позицию, постепенно сдавая интересы СССР. «Англия все больше и больше нас окружает стальными сетями», — пишет Ф. Э. Дзержинский В. В. Куйбышеву 3 июля 1926 г.[1776] Именно так виделась многим тогда в столице СССР политика Лондона.
Дзержинский — к тому моменту уже очень печальный рыцарь революции — не мог смириться с тем, что творилось в стране: коррупция и взяточничество достигли невиданного размаха, поражая все живое в народном хозяйстве. Измотанный бесконечной борьбой с Шейнманом, Фрумкиным и десятками им подобных «совбуров», то бишь советских бюрократов, когда «маленькая бумажка проходит через 32 руки», а «согласования вопросов превращаются у нас часто в карикатуру», Феликс Эдмундович подает в отставку с поста председателя ВСНХ.
Дзержинский скоропостижно умер после предельно эмоционального и жесткого выступления на пленуме ЦК 20 июля 1926 г.[1777]
Красин, вероятно, в силу того, что сам был тяжело болен и, допускаю, задумывался, сколько ему еще раз отмерено встречать утро, весьма остро отреагировал на кончину Дзержинского. «Очень огорчило меня только что полученное известие о смерти Феликса Эдм[ундовича Дзержинского]. Чистый и честный был человек, рыцарь без страха и упрека»[1778], — делился он своими переживаниями с Тамарой Миклашевской.
Период относительно нормальной работоспособности Красина оказался недолгим. Опять начались регулярные переливания крови — английские врачи следовали в том же русле, что и французские. Вскоре доноров среди персонала посольства стало не хватать: промежутки между процедурами становились все короче и короче, равно как и эффект от их проведения. Приходилось уже и среди членов советской колонии изыскивать все новых и новых подходящих желающих поделиться своей кровью с послом. Затем состояние Красина резко ухудшилось: он слабел на глазах и практически не выходил из своей спальни. Прием по случаю 7 ноября проводила… Любовь Васильевна: ей было не привыкать к роли «первой леди» советской колонии.
Надо сказать, Любовь Васильевна еще в первый период пребывания Красина в Лондоне очень быстро освоилась в местных условиях, открыв у себя в особняке своего рода светский салон, куда также имели доступ известные и состоятельные лица из числа русской эмиграции. Семен Либерман, чей сын учился в частной школе в Англии и жил в семье Красина, являлся для Леонида Борисовича надежным и постоянным источником информации об устройстве этого интимного мирка, созданного супругой вокруг «пламенного революционера». «Лица, желавшие повидать Красина, обращались обычно к Любови Васильевне, которая их приглашала на чай»[1779]. И, следует признать, Любовь Васильевна имела на Красина «громадное влияние»[1780].