Следует признать, что отношения Николая II и С. Ю. Витте к концу жизни последнего обострились до предела. Сам Витте не скрывал этого и весьма подробно описывает в своих мемуарах их разногласия с царем, постоянно сравнивая поступки сына с деятельностью отца, причем итог явно в пользу Александра III, которого Сергей Юльевич именует «моим» императором. Николай II отвечал ему взаимностью, не стесняясь высказываться о нем негативно даже в беседах с иностранными дипломатами. Говоря о смерти Витте, император якобы заявил главе представительства Франции: «Надеюсь, мой дорогой посол, что вы не были слишком опечалены его исчезновением?»[328] Безусловно, подобное поведение царя не способствовало поддержанию международного авторитета России: разве мог позволить себе монарх так говорить об одном из виднейших деятелей своей страны, тем более в беседе с иностранным дипломатом?
Союзники подошли к вопросу куда более серьезно. Не в пример российским ведомствам, они приложили немало усилий для изучения своего будущего партнера по переговорам со стороны России, его характера и волевых качеств, способности отстаивать интересы своей страны, для выявления его слабостей и уязвимых черт личности. Вот что доносил в МИД Франции в январе 1915 г. посол М. Палеолог: «Барк — любезный человек простого и прямого характера. С точки зрения наших интересов я могу лишь хвалить его. В деловых кругах ему недостает авторитета. Знающие люди уверяют меня, что он не обладает пониманием крупных финансовых проблем и что его рассудительный, но ограниченный ум позволяет ему лишь руководить делами министерства. Я знаю, что он не без опасений согласился исполнить важную миссию, которая ему поручена. В самом деле, он опасается мериться силами с такими известными политическими деятелями, как наш министр финансов… Однако он вполне склонен воспринять его советы, он лишь просит, чтобы им руководили»[329].
Вполне допускаю, что опытный бюрократ попытался так, пусть и несколько завуалированно, польстить Рибо, но все же здесь возникает несколько вопросов, которые, вполне вероятно, появились бы и у любого российского контрразведчика, прочитай он тогда, в январе 1915 г., подобную характеристику на министра финансов своей страны в перехваченной и расшифрованной телеграмме посольства пусть союзной, но все же иностранной державы. Во-первых, что значит «с точки зрения наших интересов»? И, во-вторых, почему иностранный дипломат может «лишь хвалить» Барка? Ну и совсем уж подозрительно утверждение посла, что «он [т. е. Барк] вполне склонен воспринять его [т. е. французского министра финансов] советы». И как понимать, что «он [опять-таки Барк] лишь просит, чтобы им [т. е. Барком] руководили»? Какие советы, и главное — кто руководил?
Но, наверное, этот документ русские спецслужбы тогда не перехватили, или, чему есть многочисленные подтверждения, чины разведки просто предпочли не связываться со столь влиятельным министром, да и к кому пойдет с подобными сомнениями какой-то там штабс-капитан или в лучшем случае подполковник? Его дело писарей ловить или подвыпивших прапорщиков, разбалтывающих в порыве влюбленности и легкого алкогольного опьянения «военные тайны» полковым барышням.
И все же хитроумный Барк не был бы самим собой, если ли бы и здесь не слукавил. Так, несмотря на все утверждения о полном отсутствии отработанной повестки дня для встречи в Париже, впоследствии он сам указывал во всеподданнейшем докладе по итогам конференции, что в программе, сообщенной ему предварительно Ллойд-Джорджем через британского посла в Петрограде, содержались два пункта, представляющие для России особый интерес. Это «3) о способах производства расчетов по заказам военного снаряжения как в нейтральных странах и, в частности, в Соединенных Штатах Америки, так и в Англии и 4) об охранении золотых запасов России, Франции и Великобритании». Интерес же России, пишет Барк в своем отчете, заключался главным образом в пунктах «б) изменение условий кредитования в Англии, в основу коего была положена высылка из России в Англию золота, в известном соответствии с размерами кредитов, открываемых императорскому правительству великобританским казначейством, и в) заключение контрактов с союзными правительствами на поставку из России хлеба, в видах восстановления нашего экспорта, прерванного войною, и улучшения курса нашего рубля за границею, сильно понизившегося за отсутствием вывоза товаров из России»[330]. И в этом весь Барк. У него одно высказывание противоречит другому, не говоря уже о мемуарах.