В отличие от Ллойд-Джорджа, у другого участника тех событий, я имею в виду российского министра финансов, сформировалось несколько иное представление о главе Банка Англии: «Лорд Канлифф был типом спокойного, флегматичного англичанина, медленно думающего и медленно говорящего. В заседаниях он являлся контрастом быстро соображавшему и оживленно говорившему Ллойд-Джорджу; под обычной флегмой у лорда Канлиффа скрывалось много природного юмора, и своими меткими замечаниями практического деятеля он не прочь был поставить в тупик более молодых сотрудников канцлера казначейства из рядов министерской бюрократии»[346].
И надо сказать, в дальнейшем отношения Барка с Канлиффом не ограничились «только обменом любезностями», а получили «деловой характер». Петр Львович несколько раз отдыхал в поместье управляющего Банком Англии в окрестностях Лондона. Для нас это замечание имеет исключительно важное значение, учитывая роль, которую играли Банк Англии и его руководство во всей истории с вывозом русского золота.
Хотел бы только еще раз заметить, что и в данном конкретном случае Барк не удержался от сравнения личности лорда Канлиффа с эталонной для него фигурой в британском истеблишменте — Ллойд-Джорджем. Магнетизм воздействия шарма последнего на Петра Львовича действительно не имел границ. И, перефразируя известный лозунг советской эпохи, могу только добавить: Барк говорит «Британия» — подразумевает «Ллойд-Джордж», Барк говорит «Ллойд-Джордж» — подразумевает «Британия». Воистину!
Да, Ллойд-Джордж всегда мастерски манипулировал аудиторией во время своих выступлений, чем резко выделялся среди высших администраторов чопорной империи. Этот талант он сохранял до последних лет жизни. Когда в 1939 г. Великобритания вступила в войну с Германией, вопрос об убеждении нации, еще хорошо помнящей опустошительные людские потери в предыдущей войне, в неизбежности этого шага стоял крайне остро. Ллойд-Джорджу вскоре после объявления войны пришлось в октябре выступать перед огромной массой людей. И он не подвел — толпа впала в патриотический экстаз: она жаждала сражаться и требовала вражеской крови. Ллойд-Джордж «настолько владел сознанием присутствующих, что мог заставить их смеяться или плакать по своему желанию и к собственному удовлетворению»[347].
Но это Ллойд-Джордж, как говорится, образца 1939 г. А представим себе его на четверть века моложе, пылающего взрывной энергией, переполненного воодушевлением, испепеляющего собеседника эмоциями, готового на все ради карьеры, ради политического триумфа, ясно видящего бескрайние, ничем не ограниченные, кроме королевского трона, горизонты укрепления своей власти над людьми, обществом, государством. И на этом взлете его ничто не могло остановить.
Конечно же, Ллойд-Джордж знал это свое качество и обожал использовать свое мастерство словесного обольщения собеседника. И как же он действует в отношении русского министра финансов? Что он делает опять-таки на первой личной встрече? Сразу же завоевывает лидерство и переводит отношения с Барком в неофициальный формат. Но давайте предоставим слово самому Петру Львовичу: «Он [Ллойд-Джордж. — С. Т.] мне сказал, что ненавидит вообще всякие письменные сношения и что, по его мнению, никогда никакой обмен писем или депеш не может заменить живого слова»[348].
Ллойд-Джордж незамедлительно принудил Барка играть на своем поле и по своим правилам, причем элегантно обеспечив себе преимущество в виде родного языка, который наш министр, по его собственному признанию, знал недостаточно хорошо[349]. Тот, кому хоть раз приходилось вести напряженный диалог на чужом языке, сразу оценит, насколько важно это преимущество. Но главное для Ллойд-Джорджа, следуя давней британской традиции, — не оставлять видимых следов! Минимум, а в идеале никаких «писем или депеш», все на «живых словах», т. е. без бумаг, без документов и… как следствие, без улик.
Ну уж совсем оторопь вызывает упоминание Барка о том, что на официальном завтраке он вел разговор с Пуанкаре и Вивиани «о поддержке Английского банка золотом за счет резервов союзников», фактически убеждая их в «необходимости найти какой-нибудь компромисс для удовлетворения требований, предъявленных Ллойд-Джорджем». То есть не только заранее соглашаясь на опустошение резервов Государственного банка, но и подвигая яростно противящихся этому французов на аналогичные действия в отношении Банка Франции.
346
348
349
Как вспоминает сам Барк, узнав от Рибо, что Ллойд-Джордж говорит по-французски, он «этому был очень рад, так как английским языком владел далеко не так свободно, как французским, и не мог объясняться по-английски с той же легкостью, как по-французски». Барк ответил на приветствие Ллойд-Джорджа «по-французски и рассчитывал на этом языке продолжать разговор, но эти расчеты оказались напрасны». Ллойд-Джордж «попросил разрешения говорить на родном ему языке» (