Медведев приходил каждый день и требовал все новые справки, листал личные дела десятков осужденных, расспрашивал о каждом из них.
– Вот этот татарин, он правда мулла? И что, молится? А других вовлекает?
– А эти двое евреев в одной камере… Они зачем вместе, чтоб сионистскую пропаганду легче вести?
– А немец вообще шпион, да у него еще свастика выколота! Мутит воду?
Смирнов вертелся, как карась на сковородке:
– Никакой он не мулла, мошенник, под видом муллы деньги на мечеть собрал и на ипподроме проиграл…
– Евреи в пропаганде не замечены, но на всякий случай рассадим по разным хатам…
– Не знаю, какой он шпион – с ног до головы расписан, типичная босота… Но хата у них наглая, сегодня я их под палки поставлю!
Комитетчик насторожился:
– Вот этого не надо! От вас и так вонь наружу выходит, причем далеко улетает, за бугор! Никаких эксцессов! Лучше разгоняйте всех по зонам побыстрей! Чего они у вас киснут столько времени?
– Да этапы собираем… Чтоб вагонзаки порожняком не гонять… Но раз такое дело – разгоним…
– А этот латыш про отделение от Союза не заговаривает? А эти узбеки…
Когда настырный комитетчик вдруг перестал приходить в Бутырку, подполковник Смирнов испытал большое облегчение.
А лейтенант Медведев столь же неожиданно появился в кабинете начальника Владимирской тюрьмы и вновь принялся задавать те же вопросы, рыться в картотеке и перетасовывать камеры. Поскольку во Владимирском централе содержалось немало политических, то руководство это не удивило.
– Внимание, вы поступаете в распоряжение конвоя! Требования конвоиров выполнять немедленно и беспрекословно!
Сорванный голос приземистого старлея перекрывал свирепый лай двух рвущихся с поводков низкорослых черных овчарок, гудки маневрового тепловоза и шум компрессора на грузовом дворе.
– При этапировании резких движений не делать! При пересечении охраняемого периметра оружие применяется без предупреждения!
Яркие прожектора освещали застывших на корточках зэков, отбрасывающих длинные тени автоматчиков, блестящие рельсы и зловещий то ли грузовой, то ли пассажирский вагон с глухими окнами и темным зевом распахнутой двери. Вольф глубоко вдыхал пахнущий битумом и нагретый железом воздух, будто хотел надышаться впрок. Другие арестанты не пользовались такой возможностью – почти все курили и привычно глотали едкий табачный дым.
Этап был сборный – около пятидесяти человек из Бутырки, Матросской Тишины, Краснопресненской пересылки, четвертого СИЗО… Угрюмые мужики в одинаковых серых робах с явным раздражением слушали начальника конвоя. Натянутая вокруг веревка с красными лоскутами выводила из равновесия, потому что не шла в сравнение с толстыми стенами, бесконечными решетками, высокими заборами, ржавыми рядами колючей проволоки.
Свобода была вокруг, совсем рядом, она дразнила, будоражила, провоцировала, как раздевшаяся на пьяной вечеринке и бесстыдно танцующая баба. Если резко рвануть в глубину станции, затеряться в непроглядной тьме между товарных составов, перемахнуть через забор и раствориться в многомиллионном городе… Но злобные, натасканные на людей псы и тренированные стрелять навскидку автоматчики почти не оставляли надежды на успех. Обманчивая надежда сменялась жесточайшим разочарованием.
– При нападении на конвой оружие применяется без предупреждения! Посадка по команде, бегом по одному, руки держать на виду!
– Ори, ори, паскуда! – зло процедил сидящий справа от Расписного Катала. – Я одному мусору засадил жало под шкуру, тебе бы тоже загнал в кайф…
– Я их, сучар, еще порежу… – облизнулся Хорек. Он на редкость быстро оправился от побоев, только подолгу гулко кашлял, придерживая руками отбитые внутренности.
– Меньше базланьте, – одернул их Зубач. Морда остался в тюрьме, и он явно претендовал на лидерство. – Можешь делать – делай, а метлой мести не хер!
– Точняк, – поддержал его Драный, четко определивший, куда дует ветер.
Начальник конвоя взял у помощника первую папку с личным делом.
– Боков!
– Иван Николаевич, – донеслось из серой массы зэков. – Пятьдесят шестого года, село Колки Одинцовского района, статья сто сорок четвертая часть вторая, срок четыре года.
– Пошел!
Долговязая фигура побежала по веревочному коридору, псы зашлись в лае, у темного проема конвоиры приняли арестанта и привычно забросили его в нутро вагонзака.
– Галкин! Пошел!
– Камнев!
– Зоткин!
– Шнитман! Пошел!
Маленький округлый человечек с объемистым мешком в руках неловко затрусил по проходу.