"Наверно, ценят, что тружусь с раннего утра и до ночи, добросовестно делаю любую работу, - объяснил он это себе, но удивился. - Вот уж не думал, что такие дикари способны уважать тех, кто находится в жалком положении. Но ведь ни разу меня никто не оскорбил - ни женщины, ни дети!"
Большую роль сыграло, видимо, и то, что женщин он демонстративно сторонился, причем не только жен хозяина, но любого существа, если оно носило юбку.
Дни тянулись за днями, складывались в однообразные месяцы, и, хотя внешне казалось, что Михаил привык к своему скотскому состоянию, мозг его неустанно работал - изучал окружающую обстановку, пытался найти путь к освобождению.
Надежд на обмен он не питал - тут у него шансов нет. Ему удалось узнать от Али, что по приказу Абдуллы его не внесли в список пленных. По существу, его с самого начала облюбовали, надежно упрятали: в этот дальний лагерь другие пленные, за исключением работников Абдуллы, не поступали.
Так за полтора года Михаилу Юсупову ничего конструктивного придумать не удалось. На безнадежную авантюру он решил не идти: твердо поставил задачу не подводить своих любимых людей - Светлану и мать - и вернуться, как обещал им, живым и здоровым.
- Не может того быть, случай обязательно представится! - горячо шептал он по ночам, мобилизуя всю волю, обдумывая все новые варианты освобождения. - Нужно заставить себя терпеть - и верить!
Только к концу второго года рабства впервые возник у Михаила реальный план, как вырваться на волю.
Обычно все работы, которые он выполнял, производились внутри приусадебного участка и он редко бывал за его пределами. Чтобы не вызывать подозрений, старался не общаться с моджахедами и ни с кем не заговаривал. Потому он долго и не подозревал, что в лагере, кроме него, есть еще русские. А узнал об этом, когда Кривого Мустафу в одной из операций ранило и после госпиталя он полгода долечивал перебитую ногу у себя в семье, проживавшей на базе Абдуллы. В доме хозяина об этом много говорили, и событие не прошло мимо ушей работника.
Так Михаилу стало известно, что Мустафа, начальник штаба и правая рука командира Абдуллы не кто иной, как русский офицер: он перебежал на сторону моджахедов и принял ислам.
Кривой - курчавый брюнет, высокий, сутулый, с черными, навыкате глазами - один глаз стеклянный. Кожа то ли смуглая, то ли загорелая; носит курчавую бороду и усы и походит если не на афганца, то уж точно на цыгана. Михаилу и в голову не пришло бы, что это его соотечественник.
- Мустафа совсем не любит нашу Дильбар. Только свою русскую. Он и женился на ней, чтоб породниться с Абдуллой. Шурави - чужаки! - услышал он, как переговаривались женщины, когда, наколов дров для мангала, сидел, отдыхая, в тени чинары. - Надо сказать Абдулле, чтоб не обижал сестру. Напрасно так ему доверяет!
Постепенно и осторожно наведя справки, Михаил выяснил все, что его интересовало. За долгие месяцы плена он уже сносно объяснялся по-пуштунски, во всяком случае все понимал. Многое узнал от беззубого Али - тот вроде ординарца при полевом командире.
- Мустафа - толковый офицер, капитаном был у русских. Грамотный. Яценко фамилия. Я его конвоировал, когда и он, и его баба - санинструктор она - к нам перебежали, - поведал он Михаилу. - Ну вот так, как тебя.
Али доверительно относился к своему "крестнику", искренне веря, что тот доволен своей жизнью у Абдуллы.
- Так он что, перешел по идейным соображениям или украл чего-нибудь? с деланным безразличием осведомился Михаил.
- Нет, он честный! - убежденно возразил Али. - Выгоды для себя не ищет. Коммунистов ненавидит.
"Это надо взять на заметку. Важная деталь, - подумал Михаил. - Может, отсюда подход удастся найти". Вслух равнодушно произнес:
- Наверно, ислам полюбил. Две жены имеет. У нас так нельзя. Закон строгий - только одну! Надоела, видно, ему русская, ваши погорячее? - И подмигнул Али.
Дома вспомнил разговор, решил уточнить ситуацию.
- Говорят - совсем наоборот. С нашей Мустафа только для виду, жалуется она на него, - охотно передал сплетни Али. - Дождется - поссорится с Абдуллой. Сестра это его.
- Ну ладно. Без нас разберутся, - зевнул Михаил. - Пойду. Работы много.
Но в разговоре с Али у него созрел оригинальный план действий; центральная роль в нем принадлежала Кривому Мустафе - Яценко.
Благоприятный случай для сближения с Кривым представился Михаилу нескоро. Но за это время ему удалось продумать свой план во всех деталях.
В один из мусульманских праздников в доме Абдуллы собрались его близкие родичи на плов. Среди них был и Мустафа - Яценко со своими женами. Отправил их на женскую половину, а сам сидел в тени, наблюдая, как Михаил ловко разводит огонь под огромным казаном с пловом. Заметив, что работник Абдуллы не отрываясь от дела все время бросает на него любопытные взгляды, Кривой не выдержал, спросил по-русски:
- Ты чего на меня так таращишься? Давно своего брата не видал или спросить что хочешь? - Поднялся и подошел поближе к огню, - чувствовалось, что ему самому захотелось перемолвиться на родном языке.
- Говори, не бойся, - предложил он. - Живой останешься!
Михаил не спеша подбросил в огонь сухих дров и повернулся к Кривому.
- Прошу меня извинить, если что не так скажу, - начал он, делая вид, что немного робеет. - Давно хочу вас спросить: это правда, что вы идейный борец против коммунистов? Что ненавидите их и потому бьете?
- Допустим. А почему тебя это интересует? - насторожился Кривой.
- Потому что они для меня тоже враги. Отца и деда убили. Россию разрушили. - Он насупился. - Мой дед против них воевал, и я готов, если можно.
После долгих раздумий Михаил пришел к выводу, что единственный реальный путь к освобождению - это вступить в войско моджахедов и при первой возможности перейти к своим. Но эта идея, как говорят, шита белыми нитками, особенно для Мустафы - Яценко, применившего ее на практике.
- Смотри не перехитри сам себя! - Кривой с насмешкой, пронзительно взглянул одним глазом - будто видел его насквозь. - Думаешь, только так можно отсюда сбежать?