Дальневосточный агрессор особенно тесно увязывал свои грабительские цели с планами гитлеровцев. Германия, Италия и Япония подписали так называемый «антикоминтерновский пакт». В японских правительственных и военных кругах был взят курс на подготовку «большой войны» против СССР.
Но японцы не хотели снова быть битыми — выжидали, тщательно готовились к войне с нами. На протяжении всей войны Советского Союза против гитлеровской Германии они систематически устраивали на границе провокационные наскоки, держали в готовности на границе с СССР миллионную Квантунскую армию.
Победа советского народа над фашистской Германией спутала и сорвала агрессивные замыслы японских милитаристов. Однако факт оставался фактом: агрессивный плацдарм в Маньчжурии еще существовал. Здесь под ружьем стояла хорошо обученная, самая сильная армия Японии. Одержать победу над ней непросто: нужно было всесторонне подготовиться к предстоящим сражениям…
Сотрудники отдела контрразведки «Смерш» 1-й Краснознаменной армии перебазировались тогда в таежный распадок ключ Гремучий, в район госграницы. Разместились в штабных автобусах, палатках и шалашах. С началом военных действий нам предстояла схватка с коварной и изощренной японской разведкой. Квантунская армия наряду с войсковыми разведывательно-подрывными подразделениями располагала в Маньчжурии большой сетью крупных территориальных разведорганов, так называемых японских военных миссий. Они пытались вести широкую шпионско-подрывную работу на территории советского Дальнего Востока, Забайкалья и Сибири, а также руководили специально подготовленными отрядами «Асано», предназначенными для диверсионных и террористических актов в тылу советских войск.
1-й Краснознаменной и 5-й армиям, входившим в ударную группу 1-го Дальневосточного фронта, предстояло нанести мощный рассекающий удар из Приморья на Муданьцзян и Харбин и, вместе с войсками Забайкальского фронта, разобщить основные японские войска в Маньчжурии.
В полосе наступления 1-й Краснознаменной армии, которой командовал старый дальневосточник генерал-полковник Белобородов А. П., находились крупные Лишучженьская, Муданьцзянская и Харбинская японские военные миссии. Ближайшая из них, Лишучженьская миссия, расположенная километрах в восьмидесяти от границы, имела в своем составе более десяти офицеров из числа японцев и русских эмигрантов, охранный отряд, а также ряд филиалов и постов у границы, занимавшихся переправой на нашу территорию своей агентуры, подслушиванием телефонных разговоров, визуальной и другой разведкой. Органам контрразведки «Смерш» фронта и армии из добытых материалов, ориентировок Центра и Управлений госбезопасности по Приморскому и Хабаровскому краям были известны несколько десятков агентов, резидентов и различных пособников японской разведки в Маньчжурии.
План военной контрразведки 1-й Краснознаменной армии в общих чертах сводился к тому, чтобы не допустить проникновения в наши войска, особенно в штабы, на командные пункты и узлы связи, вражеских шпионов, обеспечить сохранение в тайне от противника замыслов командования. Используя свои оперативные возможности, мы также собирали и представляли в штабы воинских частей сведения об укреплениях и аэродромах противника, о состоянии дорог…
С началом военных действий нам предстояло в полосе наступления нашей армии разгромить и захватить силы и средства вражеской разведки, парализовать деятельность диверсантов и террористов в армейском тылу, сорвать все попытки дезорганизации передвижения и снабжения войск. Для этого при продвижении в глубь Маньчжурии предусматривалось наряду с другими средствами применить оперативно-чекистские группы, которые должны действовать совместно с вводимыми в прорыв подвижными войсками, а при необходимости — вместе с армейской разведкой проникать в тыл врага.
Как-то вечером, в самый разгар этой подготовительной работы, приехал на командный пункт армии старший следователь капитан Таранихин, присутствовавший на заседании военного трибунала, судившего Кунгурцева. Капитан Таранихин рассказал, что на суде обвиняемый подтвердил данные им на допросах показания, никаких сомнений у суда в совершении им преступления не возникло.
Военный трибунал осудил Кунгурцева за шпионаж к семи годам исправительно-трудовых лагерей строгого режима.
С капитаном Таранихиным мы договорились о совместных действиях по розыску тех, кто заслал Кунгурцева в нашу страну, и перепроверить эту личность…
Наступил последний день перед боем. Каким он запомнился? С утра 8 августа вместе с полковником Абрамовым мы добывали во всех отделах контрразведки соединений, сосредоточенных у границы для наступления, еще раз проверили готовность наших сотрудников и оперативных групп. К вечеру возвращались на командный пункт. Прифронтовая дорога вывела нас в глубокий распадок, залитый ярким светом уходящего за крутые сопки солнца. А там, на живописной долине, сколь было видно глазу, стройными рядами стояли полки 300-й стрелковой дивизии с развернутыми, игравшими на солнце красными знаменами. Шел митинг, на котором зачитывалось обращение Военного совета 1-го Дальневосточного фронта, и воины клялись выполнить приказ Родины. На башнях танков, укрытых в зарослях, через зеленую листву просвечивались надписи: «Смерть дальневосточному агрессору…», «Даешь Харбин!».
С импровизированной трибуны властный командирский голос разносился по широкой долине: «…наступает час расплаты… Японские агрессоры должны сполна ответить за пролитую ими кровь, за муки и страдания порабощенных ими народов, за разбойничьи наскоки на границы Советского Союза, за нападения на Хасане, Халхин-Голе…»
Когда мы прибыли на командный пункт армии, полковник Бухтиаров объявил о назначении меня руководителем оперативной группы по захвату агентуры и сотрудников Лишучженьской японской военной миссии.
В эту группу входили оперуполномоченный — розыскник старший лейтенант Тимофеев Николай Алексеевич и два автоматчика. Был у нас «виллис» с шофером. Мы еще раз проверили свое оружие и запасные канистры с бензином. Отпечатанные на тонкой рисовой бумаге списки известных нам сотрудников и агентов вражеской разведки поместили в непромокаемые капсулы, зашив их в одежду.
В ночь на 9 августа моя опергруппа прибыла на командный пункт 77-й танковой бригады, которая вместе с другими танковыми соединениями предназначалась для ввода в прорыв обороны японских войск.
В тот день, 9 августа, начались военные действия.
Соединения 1-й Краснознаменной армии преодолели топкие болота и таежные завалы, считавшиеся непроходимыми, и 10 августа вышли на оперативный простор — в долину реки Мулинхэ. Настал черед и 77-й танковой бригады. Войдя в прорыв, она двинулась на Лишучжень, не давая японцам организовать оборону на промежуточных рубежах. Наш «виллис» упрямо продвигался среди боевых порядков советских войск.
Утром 11 августа передовой отряд бригады ворвался в Лишучжень и завязал уличные бои. Вместе с танкистами прибыла и моя опергруппа. Не мешкая мы отыскали жителей, владевших китайским и японским языками и знавших местную обстановку. Они и после оказывали нам помощь. Из них запомнились учительница, русская патриотка, дочь белоэмигранта Мария Сергеевна и служащий хлебопекарни, бывший колчаковский офицер, Иван Николаевич, тяготившийся пребыванием на чужбине и, как он заявил при нашей первой встрече с ним, готов был умереть за «прославившую себя в веках Советскую Русь». Вместе с ними мы осмотрели здание японской военной миссии, расположенное у подножия невысокой сопки на окраине города. Это был большой, обнесенный почти двухметровым забором одноэтажный каменный дом с десятью — двенадцатью рабочими и жилыми комнатами и тремя входными дверями.
По зданию миссии словно бы только что прошел ураган: двери и окна были широко распахнуты, на полу валялись чемоданы, одежда и вороха бумаги. Из сотрудников никого не оказалось. Были пусты и десять камер тюрьмы, наполовину врытой в сопку на задворках здания миссии. Но в открытых камерах еще стоял тяжелый, спертый воздух — покинуты они были узниками совсем недавно.
С помощью переводчицы Марии Сергеевны я принялся изучать обнаруженные в миссии документы. Часть закрытых сейфов, от которых не нашлось ключей, пришлось взломать. Мы искали в первую очередь списки, картотеки и адреса вражеской агентуры. Старший лейтенант Тимофеев с Иваном Николаевичем обошли прилегающие к зданию миссии улицы, собирая у местных жителей сведения о ее сотрудниках.