В том же 1956 году он должен был впервые участвовать в выборах. Во время еженедельного обеда на Аллее Аполлона дядя спросил, за какую партию он собирается голосовать. Он сказал, что за либералов, и на вопрос: почему? — не нашел ничего лучшего, как ответить, что все его друзья за них голосуют. По мнению Ван Лимпта, это был наихудший способ выбора; он начал рассуждать и через несколько минут полностью переубедил Антона. Современный либерализм, сказал дядя, совмещает пессимизм по отношению к людской солидарности с декларацией максимальной свободы индивидуума. Но человек либо пессимист, и тогда он подчиняется навязанному правительством порядку, либо оптимист и больше всего ценит свободу. И то, и другое одновременно невозможно. Человек не может сочетать в себе пессимизм социалиста с оптимизмом анархиста. Но именно это и есть либерализм. Таким образом, все очень просто, сказал дядя, необходимо только понять: пессимист ты или оптимист. Вот он — кто? Антон поднял глаза на дядю, снова опустил их и сказал — пессимист.
В результате он голосовал за социал-демократов, как и его дядя, принадлежавший к влиятельной группе членов партии, из которой вышло большинство бургомистров и министров. Позже Антон поймет, что почти никто не голосует рационально, но — из личного интереса, или — потому, что в какой-то определенной партии чует запах родного гнезда, или — потому, что лидер списка внушает ему доверие. В этом было, на самом деле, что-то биологическое, так что позже Антон стал голосовать за вновь созданную, более правую партию, заявившую, что различие между левыми и правыми устарело. Внутренняя политика, однако, была ему тогда безразлична: он интересовался ею не больше, чем выживший в авиакатастрофе интересуется бумажными самолетиками.
О коммунизме и внешней политике ему пришлось задуматься позднее в том же году. Вторая половина 1956 года стала для читателей газет землей обетованной: крах в Польше, скандалы в королевской семье, франко-английское нападение на Египет, восстание в Венгрии и интервенция Советского Союза, высадка Фиделя Кастро на Кубе. За несколько недель до того, как Кастро проделал свой фокус в Карибском море, в Голландии отдавалось еще эхо русских танков, громыхавших по Будапешту, и слышнее всего оно было рядом с домом Антона, возле огромного здания «Felix Meritis»[65], построенного в восемнадцатом веке, где располагалась штаб-квартира коммунистической партии. Через весь город тянулись сюда разгневанные толпы, жаждущие уничтожать все, что относилось к коммунистам, — от их книжных магазинов до окон их жилищ. Им помогала пресса, публиковавшая адреса: косвенно, под видом объективной информации, сообщалось, что жилище такого-то или такого-то руководителя партии, живущего там-то и там-то, вчера почти совсем не пострадало. И на следующий день кто-нибудь являлся по указанному адресу, чтобы поработать основательнее. А покончив с этой работой, люди стали собираться у здания «Феликс Меритис» на Императорском канале; тысячи людей осаждали его два дня и две ночи.
Дом превратили в бастион. Все окна нижнего этажа были наглухо забиты досками, в верхних этажах не осталось ни одного целого стекла, а на крыше можно было видеть мужчин в касках. Иногда там появлялись и женщины, что вызывало удесятеренный рев толпы. Тот, кто хотел войти в это здание или выйти из него, должен был позаботиться о надежной полицейской защите. Полиция с резиновыми дубинками и пистолетами пыталась отогнать толпу на другую сторону канала, но полицейские и сами рисковали из-за града камней, непрестанно летавших в воздухе. Мужчины, стоявшие на крыше, тоже бросали камни — те, что прежде попали через окна внутрь; струей воды из брандспойта они отгоняли группы людей, слишком близко подходивших к дому. По каналу постоянно дрейфовала серая полицейская лодка, чтобы вылавливать упавших в воду.
Но Антон не интересовался всей этой кутерьмой и, конечно, не принимал в ней участия. А когда при нем заводили разговор об этом — делал вид, что его это не касается. Он не мог освободиться от чувства, что все это, хотя и было ужасно, напоминало детскую игру. Кроме того, ему казалось, что, на самом деле, большинство было очень довольно тем, что случилось в Будапеште: это подтверждало их мнение о коммунизме. И, конечно, у всех на уме было одно: как бы произвести побольше шума. Узкая улица, на которой жил Антон, использовалась, чтобы подойти к зданию с тыла, с Принцева канала, откуда, как рассказывал торговец рыбой, они тоже нападали, и даже бросали бутылки с бензином. Доведенный шумом до отчаяния, Антон отправился в кино, на «Седьмую печать», а вернувшись домой, поставил громкую музыку: Вторую симфонию Малера. Но шум не прекратился и ночью. Антон даже решил провести следующую ночь на Аллее Аполлона, где было спокойно, но после подумал, что вряд ли все это будет продолжаться еще одну ночь, и вечером после работы поехал домой.
65
Счастье достойным (