— Поди, сядь со мной рядом, — сказал Стейнвейк Петеру, беря тетрадь. Он начал с выражением читать греческий перевод сына: — «Также и реки, от весенних дождей полноводны, вниз устремившие с гор дикую массу воды, происходящей из переполненных снегом истоков, смешаны в бурный поток, низвергаются в пропасть долины — и далеко в горах слышат их рев пастухи: так разносился гром и сражавшихся воинов крики…»[4] Как это прекрасно, — сказал Стейнвейк, откидываясь на спинку стула и снимая очки.
— Чрезвычайно, — отозвался Петер. — Особенно если полтора часа провозишься с одним дерьмовым предложением.
— На такой текст и день потратить не жалко. Смотри, как он обращается к природе — только косвенно, в сравнении. Ты заметил, что запоминаются не дерущиеся солдаты, а картины природы, именно они остаются в памяти. Поле битвы исчезает, а реки остаются, ты все еще можешь их слышать, и тогда ты — пастух. Как будто он хочет сказать, что все сущее есть сопоставление с какой-то другой историей и что его рассказ нужен, только чтобы разобраться в этой другой истории.
— Тогда — это история о войне, — сказал Петер.
Но Стейнвейк сделал вид, что не слышит его.
— Отличная работа, мальчик. Только одна маленькая ошибка: это не «реки», которые сходятся вместе, но «две реки».
— Где это написано?
— Здесь: symballeton — это пара, соединение каких-то двух вещей. Точно так же можно сказать и о двух армиях. Эта форма встречается только у Гомера. Подумай над словом «символ», которое происходит от symballo: «свести вместе», «встретиться». Знаешь ли ты, что они называли symbolon?
— Нет, — сказал Петер тоном, в котором ясно слышалось: не знаю и знать не хочу.
— Что, пап? — подал голос Антон.
— Это был камень, который разламывали пополам. Представь себе, что я остановился у кого-то в другом городе и спрашиваю своего хозяина, сможешь ли ты у него тоже когда-нибудь остановиться. Как он узнает, что ты и в самом деле мой сын? Для этого мы разламываем камень — symbolon. Он берет одну половинку, а я дома даю тебе другую. Если ты туда придешь, половинки в точности подойдут друг к другу.
— Здорово! — сказал Антон. — Я тоже так когда-нибудь сделаю.
Петер со стоном отвернулся.
— Господи, ну почему я должен все это знать?
— Господь тут ни при чем, — сказал Стейнвейк, глядя на него поверх очков, — а знать это надо, чтобы быть образованным. Вот увидишь, какое удовольствие ты сможешь получать от этого в будущем.
Петер закрыл свои книги, сложил их стопкой и сказал чудным голосом:
— Смотри, приятель, на людей — нет развлеченья веселей…
— Что это значит, Петер? — спросила мать. Языком она поправила выскочившую из дупла гвоздичку.
— Ничего.
— Именно этого я боюсь, — сказал Стейнвейк. — «Sunt pueri pueri pueri puerilia tractant»[5].
Свитер исчез, и г-жа Стейнвейк положила клубок шерсти в корзинку.
— Давайте сыграем перед сном.
— А разве пора спать? — спросил Петер.
— Нужно экономить карбид. У нас его осталось всего на несколько дней.
Г-жа Стейнвейк достала из ящика комода коробку с «НЕ СЕРДИСЬ, ДРУЖОК!», отодвинула лампу в сторону и развернула игровое поле.
— Я хочу зеленую фишку, — сказал Антон.
Петер посмотрел на него и постучал себя пальцем по лбу:
— Выиграть надеешься?
— Да.
— Ну, это мы еще поглядим.
Стейнвейк положил открытую книгу рядом с собой, и некоторое время ничего не было слышно, кроме прерывистого стука катящейся игральной кости и торопливых шажков фишек по картону. Время приближалось к восьми — к комендантскому часу. Снаружи было тихо, как на луне.
И вдруг мертвая тишина последней военной зимы оборвалась — с улицы послышались выстрелы: один, потом два — друг за другом, почти без перерыва; через несколько секунд — еще два выстрела. Чуть позже — что-то похожее на крик и — шестой выстрел. Антон, который собирался бросать игральную кость, замер и посмотрел на мать, мать — на отца, отец — на закрытые двери в гостиную. А Петер снял колпак с карбидной лампы и поставил его на тарелку.
Лампа потухла, и они очутились в темноте. Петер встал, грохоча башмаками, подошел к раздвижным дверям, открыл их, прошел в гостиную и глянул в щель между шторами. Из гостиной потянуло спертым, холодным воздухом.
4