— Но я все еще не понимаю. Он предпочитал, чтобы сгорел наш дом, — all right[104], красиво это или нет, но понятно. То, что потом все сошло с винта, — этого он не мог предвидеть. Это ведь не входило в его намерения, столько убитых. Я могу себе представить, что у него были угрызения совести или он меня боялся… но самоубийство?
Карин судорожно сглотнула.
— Тони… — сказала она, — есть еще что-то, что ты должен знать… — Она хотела остановиться, но поток заставлял ее двигаться. — Когда мы услышали те выстрелы и увидели лежащего перед нашим домом Плуга, он сказал только одно: «О Боже, ящерицы».
Антон смотрел на нее, вытаращив глаза. Ящерицы… Как это возможно? Значит, все это произошло из-за ящериц? В конечном счете виновниками были ящерицы?
— Ты имеешь в виду, — сказал он, — что, не будь ящериц, этого бы не случилось?
Карин задумчиво сняла двумя пальцами волос с его плеча и стряхнула его на землю.
— Я никогда не понимала, как много они для него значили. Что-то от вечности и бессмертия, что-то таинственное, чем он каким-то образом в них обладал. Не знаю, как это выразить. Как маленькие дети, они тоже всегда имеют секреты. Он мог сидеть часами неподвижно, как они сами, и глядеть на них. Я думаю, это было как-то связано со смертью матери, но не знаю точно, как. Если бы ты знал, сколько усилий ему стоило сохранить им жизнь той голодной зимой: это было почти единственное, что еще интересовало его в мире. Может быть, эти твари значили для него больше, чем я. Они были для него чем-то вроде последней опоры.
Процессия остановилась. Из-за того что разрозненные колонны постепенно соединялись с главной группой, дорога была совсем забита. Они стояли теперь позади широкого полотна, которое торчало косо, загораживая им обзор.
— Но когда все это случилось, — продолжала Карин, — Петер погиб, и твои родители, тогда, может быть, они вдруг стали для него просто ящерицами, просто животными. Как только мы вернулись из комендатуры, он их всех затоптал насмерть. Я слышала, что он, как сумасшедший, неистовствовал наверху. После он закрыл дверь на замок, и мне нельзя было туда заходить. Только через несколько недель он сам убрал все это — то, что от них осталось, — зарыл в саду. — Карин сделала неопределенный жест. — Может, он не мог жить, сознавая, что три человека умерли из-за его любви к каким-то рептилиям. И что, представься тебе случай, ты убил бы его за это.
— Как это возможно? — сказал Антон. — Я же этого не знал.
— Но я знала. И он знал, что я это знаю. Поэтому он силой принудил меня уехать с ним к черту на рога, хотя я совсем этого не хотела. Но, наконец, ты даже не понадобился, чтобы убить его. Ты сидел в нем.
Антон почувствовал, что ему становится плохо. Объяснения были, казалось, еще ужаснее действительности. Он смотрел в заплаканное лицо Карин. Теперь нужно уйти, чтобы никогда больше не встречаться с нею, — но сперва он должен был узнать еще одну вещь. Она все еще говорила, едва ли обращаясь к нему:
— Он был чудовищно несчастлив. Если он не занимался со своими ящерицами, то сидел, уставившись в атласы. Маршрут на Мурманск, американские конвои… Он был слишком стар, чтобы попытаться убежать в Англию, так что…
— Карин, — сказал Антон. Она замолчала и посмотрела на него. — Вы сидели дома. Вы услышали выстрелы. И когда вы увидели лежащего Плуга, вы вышли наружу, чтобы его перетащить, не правда ли?
— Да. Я не успела ничего сообразить. Отец принял это решение в течение секунды.
— Слушай. Вы взяли его крепко: отец за плечи, ты за ноги.
— Ты это видел?
— Не в этом дело. Я хочу знать только одну вещь: почему вы положили его тогда около нас, а не около Аартсов, с другой стороны?
— Я так и хотела, я так и хотела! — сказала вдруг Карин возбужденно, положив свою руку на руку Антона. — Для меня это само собой разумелось, что он не должен лежать около вас, около тебя и Петера, но около Аартсов, которых было только двое и которых я совершенно не знала. Я сделала шаг в их сторону, но отец сказал: «Нет, не туда, там прячутся евреи».
— Боже мой! — крикнул Антон и схватился за голову.
— Да, я тоже этого не знала, но мой отец, очевидно, знал. Там пряталась молодая семья с маленьким ребенком, еще с сорок третьего года. В день освобождения я их в первый раз увидела. Если бы Плуг там лежал, их бы в любом случае нашли. Они, должно быть, тоже видели, что мы сделали, но они никогда не узнали, почему.
Те самые Аартсы, которых каждый поносил, потому что они ни с кем не общались, спасли жизнь трем евреям, и те евреи — ведь все это случилось из-за них, — они и есть виновники! Кроме того, и Кортевег был хорошим человеком! И поэтому труп Плуга попал на другую сторону, к ним, так что… Антон не мог этого больше вынести.